Октябрь 1917. Кто был ничем, тот станет всем

Отречение императора Николая II создало ситуацию правового вакуума. «Царская власть… в России была источником права», — пишет историк Л. С. Фирсов. Именем царя двигалась государственная машина. Камергер двора И. И. Тхоржевский утверждал: «Не он опирался на государственные учреждения, а они им держались»[341]. А между тем с правовой точки зрения отречение было не просто небезупречным. Оно было нонсенсом. «Наши Основные законы не предусматривали возможности отречения действующего императора и не устанавливали никаких правил, касающихся престолонаследия в этом случае, — подтверждал один из самых квалифицированных юристов страны Владимир Набоков. — Но, разумеется, никакие законы не могут устранить или лишить значения самый факт отречения или помешать ему… И так как, при таком молчании Основных законов, отречение имеет то же самое значение, как смерть, то очевидно, что и последствия его должны быть те же, т. е. престол переходит к законному наследнику. Отрекаться можно только за самого себя… Престол российский — не частная собственность, не вотчина императора, которой он может распоряжаться по своему произволу. Основываться на предполагаемом согласии наследника также нет возможности, раз этому наследнику не было еще полных 13 лет… Поэтому передача престола Михаилу была актом незаконным. Никакого юридического титула для Михаила она не создавала»[342].

Своим отречением Николай II не оставлял монархии даже теоретического, юридического шанса. А монархисты — Гучков, Шульгин, высший генералитет — так спешили от него избавиться, что не обратили внимания на подобную «мелочь». Или, может, Николай II, прекрасно знавший законы, специально совершал такую правовую провокацию, чтобы затем была возможность оспорить его отречение как незаконное? В этом его подозревали и современники, и советская историография[343].

Когда и великий князь Михаил Александрович 3 марта согласился отречься, возник еще более запутанный юридический казус, для разрешения которого члены Временного правительства привлекли как раз Набокова, который «тотчас же остановился на мысли попросить содействия такого тонкого и осторожного специалиста по государственному праву, как барон Б. Э. Нольде»[344]. С собой барон захватил первый том Основных законов. Было над чем поломать головы. Итак, отречение Николая II юридического титула для Михаила Александровича не создавало, поскольку Николай не мог отрекаться ни за себя, ни за наследника. Случай с отречением Михаила был не менее сложный: «Надо ли было считать, что в момент его подписания Михаил Александрович был уже императором и что акт является таким же актом отречения, как и документ, подписанный Николаем II. Но, во-первых, в случае решения вопроса в положительном смысле отречение Михаила могло вызвать такие же сомнения относительно прав других членов императорской фамилии, какие, в сущности, вытекали и из отречения Николая II. С другой стороны, это санкционировало бы неверное предположение Николая II, будто он вправе сделать Михаила императором. Таким образом, мы пришли к выводу, что создавшееся положение должно быть трактуемо так: Михаил отказывается от принятия верховной власти»[345].

Текст отречения Михаила писали на квартире Путятиной — в детской комнате — Набоков, Борис Эмманулович Нольде и Шульгин, с порога отвергнув тот проект, который от имени Временного правительства предлагал Некрасов. О разногласиях политического характера поведал Шульгин: «Особенно долго спорили о том, кто поставил Временное правительство: Государственная ли дума или «воля народа»? Керенский потребовал от имени Совета рабочих и солдатских депутатов, чтобы была включена воля народа. Ему указывали, что это неверно, потому что правительство образовывалось по почину Комитета Государственной думы. Я при этом удобном случае заявил, что князь Львов назначен Государем императором Николаем II приказом Правительствующему Сенату, помеченным двумя часами раньше отречения. Мне объяснили, что они это знают, но это надо тщательнейшим образом скрывать, чтобы не подорвать положение князя Львова, которого левые и так еле-еле выносят»[346].

Оригинал акта об отказе Михаила от престола князь Львов лично доставил в Таврический дворец. Документ заканчивался словами: «Посему, призывая благословение Божие, прошу всех граждан Державы Российской подчиниться Временному правительству, по почину Государственной думы возникшему и облеченному всею полнотою власти, впредь до того, как созванное в возможно кратчайший срок, на основе всеобщего, прямого, равного и тайного голосования, Учредительное собрание своим решением об образе правления выразит волю народа»[347].