Октябрь

Агнеса, придерживая рукой крышку чемодана, оглядывается на парня, она словно угадывает его мысли. Тимош говорит уже твердо:

— Иван приехал!

Агнеса вздрагивает, она всё еще продолжает стоять на коленях, перекладывая и расправляя вещи, потом вдруг вскакивает, отталкивает чемодан:

— Когда? Где он?

— Да, наверно, у нас…

— Он, послал тебя за мной?

— Да, все уже ждут… — не задумываясь, отвечает Тимош.

— Что же ты молчал? — Агнеса суетится, подбегает к зеркалу, накидывает легкий газовый шарф, комкает, бросает, подхватывает темный кашемировый платочек:

— Бабушка, я ухожу, Иван приехал, — подходит к брату, — слыхал, Павел?

Павел сосредоточенно смотрит на брошенные книги, потом на сестру, потом на Тимоша — Тимош отводит взгляд.

— Пошли, Тимошенька, — Агнеса берет парня под руку.

Левчук с книгами под мышкой преграждает им дорогу:

— Позвольте, а чемодан?

Тимош впервые улавливает в его взгляде что-то похожее на обыкновенное человеческое чувство. Крепенький, слаженный, словно отчеканенный, он стоит посреди комнаты, выставив вперед ногу в красивом сапожке — монумент без пьедестала.

Он пытается остановить Агнесу, потом, поняв, что девушку теперь ничем не удержишь, семенит следом:

— Я немного провожу тебя.

— Нет, не надо.

— Нет, я все-таки немножко…

Они выходят на улицу. Александра Терентьевна, расстроенная, с опухшими глазами, появляется на крыльце, кричит что-то вдогонку.

Тимош оглядывается — Александра Терентьевна просит передать почтение старикам, пожелать добра Ивану и наказать, чтобы непременно приходил:

— Приведи его, Агния, что ж это он!

Тимошем вдруг овладевает робость, самая подлая мальчишеская робость — он стыдится, боится своей затеи: что он скажет ей, когда выяснится, что Иван и не думал приезжать?

— Скорее, — торопит Агнеса, но Тимош не спешит, И Левчук не спешит, он говорит, говорит всю дорогу, Агнеса не слушает, а он продолжает говорить. Тимош поглядывая на него сбоку, думает:

«Многие видные работники нашей организации…»

«Нет, — размышляет Тимош, — теперь ты не похож на видного работника. Совсем не похож».

На углу Вокзальной кто-то окликнул Спиридона Спиридоновича:

— Левчук! Товарищ Левчук!

— А, Панифатов, — Левчук первым протягивает встречному руку, — извините, не мог, голубчик!

— Не мог! — Панифатов подносит руку к козырьку, прикладывает к сердцу и отвечает поспешным рукопожатием. — Вы всё можете!

— Ну, уж, — снисходительно склоняет голову набок Левчук и торопится отпустить Панифатова, — сейчас догоню вас.

Спиридон Спиридонович провожает его приветливой улыбкой — особой, свойственной Спиридону Спиридоновичу мимолетной улыбочкой; едва Панифатов отходит, она тотчас слетает с окаменевшего лица.

— Наш товарищ из Крыма, — поясняет Левчук, обращаясь к Агнесе, — собственно из Севастополя. Проделал там огромную работу, — и тут же забывает о товарища из Крыма.

— Агнеса, я должен идти… Когда я тебя увижу?

— Не знаю, я сейчас ничего не знаю…

— Хорошо, встретимся в Совете, — он неохотно отпускает девушку.

Агнеса расспрашивает Тимоша об Иване, Тимош отвечает невпопад, — неспокойно у него на душе — что скажет девушке, чем объяснит нелепую выходку? Найдет ли в себе силы поговорить с ней, убедить не предпринимать ничего до возвращения Ивана? Все добрые намерения и мысли рассеиваются, как только они остаются вдвоем.

— О чем ты думаешь, Тимошенька? — присматривается к нему девушка. — Вечно занят самим собой.

Что он ответит ей? Сейчас подойдут к дому, вот видна уже старая сосна и кровля хаты…

— …Ты всегда казался мне чудаковатым парнем, а последнее время стал совершенно невыносимым.

Вот уже знакомая калитка, покосившееся крылечко…

«Прасковья Даниловна умная женщина, — утешает себя Тимош, — она всё уладит».

У него уже созрел план: женщины сами обо всем между собой договорятся. Успеть бы только шепнуть Прасковье Даниловне.

Чтобы выиграть время, Тимош первым взбегает на крылечко, нетерпеливо стучит в оконце…

Знакомые шаги. Дверь открывает крепкая уверенная рука. На пороге — Иван.

Тимош отступает, чуть не слетев с крыльца.

— Ты, кажется, чем-то удивлен, Тимошенька? — угадывает он насмешливый взгляд Агнесы.

Иван выручает Тимоша:

— Как здорово, что ты пришла!

— Благодари Тимошку, — вспыхивает девушка. Иван уже обнимает ее.

Тимош старается держаться с достоинством радушного хозяина.

— Заходите, пожалуйста.

Пока рассаживались за столом, перекидывались первыми торопливыми словами, пока тянулось обычное в таких случаях замешательство, Прасковья Даниловна украдкой разглядывала девушку так, словно в хату вошла ее судьба. Тимош, улучив минутку, шмыгнул в комнату старшего брата, решив, что без посторонних беседа пойдет успешней.

Прасковья Даниловна потчевала, чем бог послал, а девушка, хорошо зная обычаи окраины, отказывалась три раза кряду, и уж только потом отведывала соления и квашения, отвечая на расспросы с несвойственными ей робостью и смущением.

Тимош прислушивался к ее тихой покорной речи и мечтал нивесть о чем — кто его знает, быть может, он видел уже себя добрым дядюшкой.

Однако тихая беседа продолжалась недолго.