Вагонные разговоры и сетования обывателей на большевиков и их тактику, как жужжание назойливого комара, утомили мой слух, и я был искренно рад возможности оставить вагон. Выйдя из вокзала, я торопливо зашагал прямо в Смольный — резиденцию большевистского Петроградского Совета и Военно-революционного комитета. Всего три дня прошло с тех пор, как я выехал из Петрограда в Москву, но эти три дня — громадный срок, когда события развертываются с такой молниеносной быстротой. С понятным желанием сократить путь, я торопливо шагал по Суворовскому. Вот наконец и Смольный. Бросается в глаза особое оживление. Туда и обратно идут по одному и группами рабочие и солдаты. Мелькают знакомые лица. Вхожу в ограду. Здесь, грозно насупившись, стоят седые броневики; шоферы хлопочут возле них; кое-где кучки рабочих и солдат о чем-то оживленно беседуют, и некоторые из них имеют при себе оружие. Поднимаюсь по лестнице в третий этаж. На глаза попадается тов. Садовский. Обыкновенно крайне молчаливый и флегматичный, он сегодня изменил себе: оживлен, энергично жестикулирует, что-то доказывает своему собеседнику. Увидя меня, улыбается и бросает: «Где это вы запропали, идите скорее в Военно-революционный комитет, там вы нужны». Спешу в 79-ю комнату. Тут собрались тт. Мехоношин, Еремеев, Подвойский и др. Последний подходит ко мне и, взяв меня под руку, отводит в сторону. Говорит быстро и отрывисто: видно, что дела у него больше, чем времени (в такие моменты всегда так бывает). Несколько раз нас перебивают, и Подвойский уходит для дачи распоряжений. Кратко и сжато узнаю от него о положении. За время моего отсутствия накопилось еще больше революционной энергии в массах. Сдерживать солдат и рабочих от выступления стало почти невозможно. Нужно было возглавить движение и ввести его в организованные рамки: повести борьбу против правительства Керенского так, чтобы с наименьшими потерями для пролетарских масс одержать победу и передать власть в руки рабоче-крестьянского правительства. ЦК решил действовать в этом направлении.
Военно-революционный комитет уже связался с большинством частей через своих комиссаров. Представители Петроградского Совета и Военно-революционного комитета отсутствовали всего лишь в немногих местах, в том числе и в Петропавловской крепости, — важнейшем опорно-стратегическом пункте (при уличном бое).
Отметив все это, Подвойский предложил мне поехать в крепость в качестве комиссара. Времени терять было некогда, я дал свое согласие; на скорую руку заготовляется мандат.
Получаю на лету дополнительные директивы. В крепости имеется большевистская ячейка под председательством Павлова, солдата местной команды; к нему-то я прежде всего и должен направиться. Держать связь как живую (через посыльных), так и телефонную (что было гораздо труднее вследствие саботажа телефонных барышень) с Военно-революционным комитетом, с большевистским Советом Петроградской стороны и с комитетами соседних воинских частей. Жму руку товарищам и спешу в крепость. Путь лежит по набережной. Нева катит свинцовые волны. Небо в тучах. Резкий ветер пронизывает. Временами накрапывает дождь. Вдали высится мрачная серая громада крепости, утопая остроконечным шпилем в туманной мути петроградского неба. Крепость и Нева странно гармонируют своей суровостью.
Расположенная на небольшом островке, образуемом ответвлением Невы, Петропавловская крепость фронтом обращена к Зимнему дворцу, в котором находилось правительство Керенского. Если принять во внимание, кроме этого приятного соседства, еще следующее: 1) господство над Троицким и Николаевским мостами, связывающими Петроградскую сторону со Смольным, 2) громадный арсенал (со всеми видами оружия), 3) солидность крепостных стен, обеспечивающих в уличном бою от огня (даже трехдюймовых орудий), то станет вполне ясной важность обладать этим пунктом.
Керенский после событий 3–5 июля, в которых крепость играла немаловажную роль и была большевистской, принял меры к обеспечению ее за собой и ввел в нее надежные фронтовые части. Насколько он достиг этим результатов, читатель увидит впоследствии.