Оле, Мальорка !

На сей раз, не сойти мне с этого места, мы ободрали золотую краску с надписи "Кэнди Кинг".

— Хочешь порулить? — выкрикнула она.

— Нет, я хочу только вернуться живым.

— Хочешь, покажу, на что способен мой конек?

О, Боже…

Должно быть, под белоснежной обшивкой скрывался двигатель ракеты-носителя. Во всяком случае, стоило Каролине до отказа открыть дроссельную заслонку, как чертов катер понесся вперед со скоростью узлов сорок пять, а то и больше — я не смотрел. Я в немом ужасе уставился на стремительно надвигавшуюся полоску суши…

Ввввжжжжик! Мы с ревом обогнули косу, влетели в до боли знакомый заливчик и очертя голову понеслись к берегу. Все, на сей раз моя песенка спета, подумал я. Сорок ярдов до берега… тридцать… двадцать… Допрыгалась, девочка! Я уже видел заголовки в местных газетах: "Курьер разбился в страшной водной катастрофе", "Обезображенное тело Каролины Куртни найдено в безлюдном гроте"…

Цок-цок! Рычаг дросселя задвинут до упора — катер мгновенно замирает на месте. Я чуть не вылетаю через ветровое стекло.

Катер медленно и послушно, как детская резиновая лодчонка, причаливает к берегу.

— Отдай якорь! — приказала Каролина, выскакивая в воду. — Я умираю от голода.

Я перевалился через борт и поплелся на ватных непослушных ногах следом за ней, чувствуя, что желудок подкатил к самому горлу. Каролина раскрыла корзину и принялась выкладывать припасы на пляжное полотенце.

— Открой вино, Инглиш. Оно в холодильничке.

— А ты никогда не говоришь "пожалуйста"?

— Не будь занудой. Возьми штопор.

Каролина вынула откуда-то изящную льняную скатерть и расстелила на песке, потом достала из пластмассовых ящичков-термосов серебряные блюда. Рюмки были из дорогого хрусталя, приборы серебряные, а тарелки и кофейные чашечки — из тонкого фарфора. Да, ничего себе корзиночка!

— Угощайся! — приказала она, снимая крышки с серебряных судков.

Господи, чего там только не было! Копченый лосось и форель, куриные грудки и фаршированные перепела, салат, свежие булочки, земляника, ананас и мороженое. И ещё — три бутылки охлажденного вина и фляжка горячего кофе. Недурно, да?

Судя по количеству пищи и вина, мисс Куртни не собиралась пировать в одиночку. Мне эта мысль удовольствия не доставила.

— Могу я задать тебе один вопрос? — спросил я, втыкая вилку в ломоть красной рыбы.

— Можешь… Но ты жуй, жуй.

— Почему я?

Каролина неспешно отпила вина и лишь потом ответила:

— Ты меня заинтересовал.

— Заинтриговал?

— Возможно.

— Или — показался забавным?

— Угу.

— Я не люблю, когда надо мной потешаются. Я не клоун.

— О'кей — прощай!

— Маленькая деталь, Каролина — я первым открыл это место.

— О'кей — оставайся.

Копченый лосось у меня во рту превратился в опилки, политые кошачьей мочой.

— Каролина, зачем я тебе нужен?

— Я ещё не решила. Пока присматриваюсь.

— И что ты видишь?

— Неплохое тело… зачатки гордости и отваги.

— А какие качества являются главными для тебя?

— Все три.

— Неужели в твоем окружении их недостает?

— Почему — приличных тел кругом хоть пруд пруди.

— Откуда ты, Каролина?

Она небрежно ткнула вилкой в море.

— Вон оттуда, из-за этого мыса.

— Тебе там было плохо?

— А почему, по-твоему, я тут торчу?

— Я первый спросил.

— Плесни мне винца, Инглиш.

— А что там за мысом?

— Посудина, торчащая на якоре посреди залива Пальма. Сто пятьдесят футов.

Я присвистнул.

— Моторная яхта?

— Угу.

— Да, непростое дело…

— Что именно?

— Разговаривать с тобой. У меня такое ощущение, что ты вот-вот взлетишь на воздух. Лопнешь, как мыльный пузырь.

Судя по её взгляду, я попал в точку. Испорченная сверх всякой меры, пресыщенная роскошью и развлечениями дамочка втайне мечтала о смерти верхе всех удовольствий.

— А тебе это не нравится, маленький человечек?

— Не груби.

Каролина рассмеялась.

— Ай-ай, какие мы гордые.

— Каролина, — сказал я, — мне было так хорошо, пока тебя не было. И завтра будет замечательно, когда ты уедешь. Видишь, ты вынуждаешь меня к ответной грубости, хотя мне этого вовсе не хочется.

— Мне нравится грубость… Это — жизнь, она меня возбуждает.

— Если, конечно, под рукой есть подходящий объект. Хотя у тебя, конечно, отбоя от желающих нет.

— Почему ты так думаешь?

Пришел мой черед смеяться.

— Не нарывайся на комплимент. Ты прекрасно знаешь, как действуешь на мужчин, и без зазрения совести пользуешься этим на всю катушку.

Она нахмурилась. Похоже, моя неуступчивость стала действовать ей на нервы. Знала бы она, что, окажись хоть чуть-чуть поприветливей, могла бы из меня веревки вить. Терпеть не могу заносчивых строптивиц. В ту минуту мне было совершенно наплевать, если она соберет свое роскошное угощение и свалит на все четыре стороны. И Каролина, похоже, это поняла.

— А чем ты занимаешься? — спросила она, сбавляя пары.

Я хотел было ляпнуть, что состою маршалом российской авиации, но в последнюю минуту спохватился.

— Я работаю курьером, — признался я.

— Каким?

— Оплачиваемым.

Она раздраженно помотала головой.

— Я имела в виду — в какой компании?

— "Ардмонт Холидейз".

— Понятно, — вздохнула она.

— А ты чем занимаешься? — поинтересовался я.

Можно было подумать, что Каролина меня не расслышала.