Олег Борисов

Вскоре я уехал в Москву. Стал работать в Театре Пушкина у Бориса Равенских. Живу у Фаины Зиновьевны Синицкой, нашей старой приятельницы, на Арбате. Однажды попросил Фаину Зиновьевну поговорить обо мне с Юрием Александровичем Завадским — она работала у него секретарем в Театре Моссовета и помогала по хозяйству. Фаина Зиновьевна потом строила много догадок, почему он не взял: наверное, подошла не вовремя, когда он карандаши затачивал — в этот момент его нельзя беспокоить. Это всем известно, что Завадский собирал карандаши и что у него их несколько чемоданов. Он ответил сухо, вытряхивая стружку от карандашей в пепельницу: «Вы же знаете, что у меня есть другой такой же Олег — Анофриев!» Вот когда началось! Я все бы мог понять: он не знает меня как артиста, лень заниматься квартирой, «единиц» нет — все что угодно. Но отчего родился этот странный двойник? Уже тогда я решил, что это Он подстроил, Анофриев — это Его «подставка». Он мне так отомстил за то, что я в Малый театр тогда не пошел. Я захотел с Ним объясниться, и Он мне эту возможность дал… Понимая, что пожартовал у Равенских я вдоволь, а теперь нужно за ум браться, я решил попросить моего педагога Виктора Карловича Монюкова порекомендовать меня Кедрову. Михаил Николаевич принял в своем мхатовском кабинете: «Олег, не прочтете ли монолог Хлестакова?» Я вздрогнул — и оттого, что именно Хлестакова, и что вообще должен что-то читать… Тогда, после истории с Кедровым, я был взбешен и поспешил с Ним объясниться: «Неужели ты не понимаешь, что твою роль я сыграю не хуже Невинного?» — «Понимаю. Но я должен и о других думать, они тоже в рот смотрят». В Его голосе звучало что-то механическое, даже раздраженное. И весь Он был какой-то нахохленный. «У нас еще будет не одна встреча, куда так спешить?» Я обрадовался, а Он небрежно так, по плечу: «Ладно, я все устрою, попрошу душу Тряпичкина, он на Почтамтской живет…» — «Так это… в Петербурге? То есть — в Ленинграде?» — «Это один хрен. Надо туда обязательно ехать. Без Петербурга ты будешь не человек. Поверь, этот совет от чистого сердца. Извини, у меня во многих местах сейчас репетиции…» И поминай, как звали. Хотел ухватить его за фалду, но он опять выскользнул.

Круг третий: …прячется

В Ленинград из Киева приезжает Юрий Сергеевич Лавров и не просто наугад роль называет, а именно эту… целенаправленно: Иван Александрович Хлестаков!! Я, конечно, вскипаю — не на Лаврова, а на того черта… Чувствую, Он рядом, под кроватью прячется. Бывало, раньше на постели валяется, теперь пошелохнуться боится. Начинаю Его отчитывать: «Ты думаешь, я Большой драматический ради тебя брошу? Я что, на самоубийцу похож? Давай прощаться, ничего у нас с тобой не получится!» В этот момент кто-то проскользнул в щель. Дверь скрипнула. Я подумал, что на этом между нами все кончено.

Круг четвертый: …гадит по-крупному

После премьеры «Ревизора» БДТ сразу предстояли гастроли в Москве. Товстоногов меня вызвал. Разговор состоял из двух-трех фраз:

— Олег, вы, наверное, обижены… Я должен признать сегодня свою ошибку.

— Да, вы ошиблись, Георгий Александрович. (По-моему, он такого ответа не ожидал. Шеф загасил сигарету и тут же закурил новую. Терять мне было нечего…)

— Вы можете войти в спектакль и сыграть Хлестакова в Москве? Очень ответственные гастроли…

— Я бы не хотел больше к этой роли возвращаться. Буду в Москве играть «Генриха» и «Мещан».

— Понимаю вас…

И всё. У меня гора с плеч.

Биограф Товстоногова Наталья Старосельская считает, что если бы Борисов согласился сыграть Хлестакова в Москве — «…он сыграл бы по-своему, разрушив единство рисунка спектакля. <…> Но разрешить драматически сложившуюся ситуацию Товстоногов считал своим долгом — он дорожил атмосферой в театре и прибегал к дипломатии, чтобы погасить конфликт, не дав ему разгореться…».

Оставляя в стороне весьма спорный вопрос относительно разрушения единства рисунка спектакля, стоит, полагаю, заметить, что предложение Товстоногова Борисову сыграть Хлестакова на гастролях в Москве не имело отношения к стремлению Георгия Александровича «погасить конфликт».

Во-первых, никакого конфликта не было. Если, конечно, не считать таковым поход Басилашвили в кабинет к режиссеру с ультимативной, можно сказать, просьбой определиться и назначить «на Хлестакова» кого-то одного. Борисов же не конфликтовал. После двух сыгранных в очередь прогонов Олег Иванович, узнав, что на премьеру назначен не он, просто перестал ходить на репетиции (Басилашвили говорит, что Борисова перестали на них вызывать, но это не так: Борисов перестал появляться в репетиционные часы «Ревизора»; другое дело, что Товстоногова это не смущало) и с ролью — для себя — распрощался.