Олег Борисов

Даже намека на извинение не обнаружить. Извинились только двое старых артистов Театра им. Леси Украинки. Юрий Сергеевич Лавров, когда он в должности художественного руководителя театра приезжал в Ленинград уговаривать Борисова вернуться в Киев, и Евгения Эммануиловна Опалова. «Когда в 75-м мы привезли „Генриха“ на гастроли в Киев, — рассказывал Олег, — Евгения Эммануиловна позвонила мне в гостиницу: „Олег, я сейчас в больнице… Счастлива, что узнала ваш номер. Я бы хотела, чтобы вы простили меня за то письмо — больше ничего в этой жизни мне не нужно“. Как не простить?..»

«С уходом из Леси Украинки, — говорил Борисов, — все получилось как-то само — с крыла храма я не бросался». Друг Олега, Виктор Платонович Некрасов, говорил ему, что «Киев — очень мстительный город, в котором потрясающая флора, но вот фауна… Мстят каждому, кто захочет повыше прыгнуть». Некрасов предупреждал Борисова, что этот замечательный город, который оба боготворили, не терпит тех, кто поднимается над общей массой, и Олег очень скоро осознал справедливость этих слов.

«Очень противно мне стало в Киеве, — из письма Леонида Викторовича Варпаховского Елене Сергеевне Булгаковой от 22 февраля 1957 года. — Все абсолютно уверены, что я никуда не уеду из Киева; можно ли добровольно покинуть чудо-город?! Они забывают, что кроме Киева есть… люди, погубившие „Турбиных“… Бежать непременно, во что бы то ни стало!»

«На Украине, — говорил Олег Иванович в „Кинопанораме“ Виктору Мережко, — долбают все, что связано не обязательно с хорошим, но вот если ты русский, то и тогда было отношение такое — чуть-чуть все-таки не наш. Не наш. Русский. Не наш. Вот если бы был Борисенко, тоды мабуть».

Когда из театра уходил Михаил Федорович Романов, он, никогда прежде к Борисовым не приходивший, зашел к ним домой на бульвар Шевченко — без звонка, без предупреждения. Прощаться. Сел прямо в прихожей: «Уезжаю в Москву. А в общем — в могилу… Конечно, у вас, Олег, другая ситуация — вы молоды… Но я вам тоже советую: уезжайте отсюда, пока не сожрали…» Весь вечер пил, не пьянея, и все время молчал. В Москве он вскоре, в сентябре 1963-го, умер. Похоронен на восьмом участке на Новодевичьем кладбище. На десятом участке с 1994-го покоится и Олег Борисов.

Надо полагать, ради желания «поиграть с совпадениями», время от времени последним спектаклем Борисова в Театре им. Леси Украинки называют спектакль «Последние», в котором Олег играл Петра. Это не так. Последним для артиста киевским спектаклем, который поставил Михаил Романов, стал «Лес», где Борисов играл Счастливцева.

Михаилу Федоровичу Романову, Константину Павловичу Хохлову, Михаилу Михайловичу Белоусову, Виктору Михайловичу Халатову Олег Борисов навсегда благодарен — и не раз подчеркивал это — за бесценную помощь при его актерском становлении.

Глава шестая Дружба с Некрасовым

Однажды вечером Олег выходил из театра после спектакля. На знаменитой лавочке возле служебного входа сидел человек. Когда он увидел Борисова, встал, протянул руку: «Я Некрасов, Виктор Платонович, писатель. Вы мне нравитесь как актер. Я хочу, чтобы вы играли главную роль в моей картине. Она будет называться „Город зажигает огни“. По моей повести „В родном городе“».

В тот вечер Олег играл в постановке «В поисках радости». Виктор Платонович сказал ему: «Смотрю уже несколько ваших спектаклей (Некрасов видел еще Петра в „Последних“. — А. Г.), мне кажется, я нашел исполнителя для своего Ерошика. Вы наверняка не читали „В родном городе“? Вот…» Некрасов протянул Олегу маленькую книжицу, вышедшую в Военном издательстве. Борисов прочитал ее быстро, и через два дня они снова встретились.

«Предлагаю прогуляться, — решительно начал Некрасов. — Может, поедем на Байковое?» Борисов был удивлен и, как он потом записал в дневнике, «по глупости» от посещения кладбища отказался. Некрасов тут же предложил другой маршрут: «Наверное, вы правы, для знакомства лучше выбрать что-нибудь привычное». И они отправились на Андреевский спуск. «Знаете, Олег, — сказал Некрасов, — я ведь окончил здешнюю театральную студию, при Русской драме. Нам было предложено остаться в театре, но хотелось-то всем во МХАТ! Вы у кого закончили?.. У Герасимова? А знаете, что я пробовал к самому Станиславскому? Провалился и во МХАТе, и в его студии. Приезжаю в Киев и узнаю, что за „измену“ родному театру из труппы отчислен. Запомните, Олег, в Киеве это случается со всяким, кто захочет повыше прыгнуть. Киев — очень мстительный. Музыкантам, танцорам разным — им легче, у них со словом не связано. Хотя ведь и Лифарь, и Горовиц — все отсюда деру дали…» («Некрасовские слова, — говорил потом Борисов, — я пропустил мимо ушей. Вспомнил их только в 1962 году, когда случилось то, о чем он предупреждал».)