Олег Даль

От "полочного" состояния картину спасла поддержка Главного политического управления армии, которое вступилось за фильм, и он на экраны все-таки вышел. Но картину, видимо, решили взять "измором". Минимальное количество копий, ограниченный прокат - так называемый "третий экран" (клубы, дворцы культуры), и, конечно, газетная компания. К. Рудницкий уже совсем было собрался написать хорошую рецензию в журнал "Советский экран", но там ему доверительно сообщили, что "наверху" мнение, наоборот, "плохое". Вместо этого появились два письма ветеранов войны, возмущенных фильмом, а также статья о том, что картину зритель не спешит посмотреть (по этому поводу Б. Окуджава и журналистка Ф. Маркова обменялись открытыми письмами). Реклама отсутствовала, настоящие аналитические рецензии - что уж и говорить. В буклете М. Кваснецкой, посвященном творчеству О. Даля, об этом фильме нет ни единого слова. "Кинопанорама" с сюжетом о работе Б. Окуджавы в кино о нем тоже не упомянула.

Вопрос, имеет ли право на жизнь комедия на военную тему? - вопрос особый, во многом зависящий от чувства такта создателей и наличия юмора у зрителей. Возможно, кому-то фильм и не нравился. Но ведь были и те, кто проникся его обаянием. Вся искусственность сложившейся тогда ситуации заключалась в том, что никакие другие оценки, кроме отрицательных, во внимание не принимались. Нужно было найти повод любыми средствами расправиться с фильмом. И такой повод был найден.

Некоторую путаницу в умах новая картина все же произвела. Во всех спорах-разговорах "Женю, Женечку..." упорно называли "комедией", но она не была просто комедией о войне. Ее можно назвать скорее "грустной комедией", или "комедией с трагическим концом".

Интересно, что это контрастное сочетание понравилось и повлекло за собой своего рода продолжателей этого жанра.

Прямо следом за "Женей, Женечкой..." Даль снялся в "Хронике пикирующего бомбардировщика". Трое мальчишек, со студенческой скамьи попавшие на фронт в эскадрилью, гоняют консервную банку по летному полю в перерывах между боями, изобретают ликер "шасси", вступаются за честь оскорбленной девушки и т. д.

Спустя 10 лет Леонид Быков поставил свою вторую картину "В бой идут одни старики", где в другой "упаковке" была представлена та же сюжетная схема, что и в "Хронике...". Те же молодые ребята из летной школы, так же не доигравшие в детство и юность, так же влюбляющиеся. Рядом с ними - такой же заботливый механик-няня в прекрасном исполнении А. Смирнова (в "Хронике..." - в не менее прекрасном исполнении Ю. Толубеева).

Требуется оговорка - речь идет не о лобовом сопоставлении различных по стилю, задачам, характеристикам героев, по жанрам, наконец, произведений. Однако в основе драматургической конструкции перечисленных лент лежал рассказ о молодости, опаленной войной. Дальше этого не пошел никто. Характер Жени Колышкина разложили как бы на множество вариантов. Каждому из последующих киногероев досталась одна или две черты, присущие далевскому персонажу. Но до полного объема - тонкость, благородство, ранимость, чувство собственного достоинства, трагизм и т. д.- не поднялся ни один из них. Не потому, что актеры играли плохо. Не дотягивали драматургия и режиссура. Правда, в "Хронике..." актеры Г. Сайфуллин, Л. Вайнштейн и О. Даль пытались усилить ноту трагизма в характерах и судьбах своих героев. Но все это были лишь слабые отголоски. А в фильме Л. Быкова самым трагическим персонажем стал... сам Л. Быков. Значительная и яркая личность актера оказалась намного выше его собственных режиссерских построений.

Не случайно, что почти одновременно с картиной Окуджавы, Мотыля и Даля - чуть раньше, чуть позже - появились фильмы Р. Быкова "Айболит-66" ("Это даже хорошо, что пока нам плохо..."), Г. Данелия "Тридцать три", Э. Рязанова "Человек ниоткуда". В них по-разному сочетались доли смешного и грустного, эксцентрики и гротеска. Одно было общим - родился новый жанр, которому позднее наконец-то было дано название - трагикомедия.

В появлении этого жанра в 60 - 70-е годы есть своя закономерность.

«Женя, Женечка и «Катюша»« (Женя Колышкин)

«Хроника пикирующего бомбардировщика». Соболевский

Что-то, сначала едва уловимо, а потом все более настойчиво, менялось. Уже прошло печально известное собрание творческой интеллигенции, на котором была произнесена тягостно-угрожающая речь Н. С. Хрущева. Властный перст премьера указывал на "провинившихся", вытягивая словом и взглядом из рядов и призывая каяться в том, с чем раньше призывал бороться. Происходило возвращение "на круги своя". Все это можно было обозначить старым русским присловьем "и смех, и грех". Пошла полоса запретов и придирок к художникам и произведениям, ими создаваемым, которая продолжалась почти два десятилетия. Со всей чуткостью художника Даль, конечно, давно почувствовал перемену "погоды", но в истории, связанной с выходом на экраны "Жени, Женечки и "катюши", впервые испытал это на "собственной шкуре".