Олег Даль. Я – инородный артист

Город был похож на уплывающий пароход. Где-то там наверху звучала музыка, а окна домов похожи на ровные ряды иллюминаторов, бросающих неверные блики на воду черного асфальта.

ОН и ЖЕНА спят. Постепенно меняются очертания комнаты, другие обои, окно без штор, нет потолка, на стене висит черная тарелка репродуктора – из него искаженно звучат объявления об отправке поездов. За окном видно много-много заросших травой путей, на которых стоят застывшие, искалеченные паровозы.

ОН (защелкивает чемодан): Ну-с, обнимаю, целую. Салют!

ЖЕНА: Прощай.

ОН: Почему, прощай?

ЖЕНА: Ты – уходишь?

ОН: Куда?

В окне появляется СОСЕД: он в пижаме.

СОСЕД: Здравствуйте!

ОН: Доброе утро!

СОСЕД: Можно мне позвонить от вас?

ОН: Конечно. (Снимает трубку, протягивает ее соседу, набирает номер.)

СОСЕД: Саша! Я тебя разбудил?

САША (подходит к СОСЕДУ сзади): Нет.

СОСЕД: Почему ты не спишь?

САША: Я собираюсь в поход (прыгает в окно и подходит к НЕМУ): А почему вы не спите? Что-нибудь случилось?

ОН: Нет, милый, все в порядке. Я тоже ухожу в поход.

САША: Куда?

ОН: Позови маму.

САША: (Выпрыгивает в окно, и бежит. Фигура его все меньше и меньше. Кричит): Ее нет! Она ушла! Поехала в Таллинн.

Если взглянуть издалека, то дома нет, а есть лишь секция однокомнатной квартиры, состоящая из стен, но без потолка. Похоже на макет декорации.

ОН бредет с чемоданом среди огромных мертвых паровозов. На одном из них из окошка машиниста высовывается голова СОСЕДА.

СОСЕД: Куда так рано?

ОН (присаживается внизу): Да нет, не рано.

СОСЕД: Вы спустились пешком? Я еще не успел включить лифт и, как в Одессе, лифт вниз не поднимает.

ОН: Какое утро! Воздух! Даже курить не хочется.

СОСЕД: Раньше утром навозом пахло, а теперь… Как говорится, запах окружающей среды.

ОН (встает): Нельзя останавливаться… Надо двигаться… Да, надо двигаться…

Уходит. Бредет между паровозами. Из-за паровоза выходит официант, тот самый строгий официант. Звучат объявления по радио об отправлении поездов.

ОН (официанту): Кофе.

ОФИЦИАНТ: Все?

ОН: Все.

Стоит некоторое время. Потом резко оборачивается. К нему идут парень и девушка, те самые, с гитарой, но теперь они с трудом несут телевизор.

ПАРЕНЬ: Сегодня вечером посмотрим, игра на кубок! Два тайма. А если игра на кубок – дают дополнительное время. Если игра на кубок – ничьей быть не может!

ОН долго смотрит им вслед. Сзади подходит ЖЕНА.

ЖЕНА: Красивый город Таллинн?

ОН: Я там никогда не был…

ЖЕНА: Я все знаю. И я вижу: ты уходишь от меня. Прощай. Я не могу удерживать тебя. И прошу: не жалей меня. Не жалей. Мне нравится в тебе одна черта.

ОН: Что же это за черта?

ЖЕНА: Та, которая сейчас отнимает тебя у меня. Сейчас, теперь ты часто говоришь, что мы спим, проспали, надо проснуться… «Я проснулся»… и это кажется тебе открытием. Я знаю тебя много лет, и ты всегда «просыпался»: просыпался как ребенок. Ты всегда смотрел на мир как ребенок; ты всегда смотрел на мир новыми глазами и из-за этого терпел много неудач, но они не сделали тебя смиренным, отчаяние не научило тебя, так называемой, мудрости. Разочарования не сделали тебя циничным. Сейчас ты мечешься и хочешь оценить свою жизнь, как потерянный вариант жизни с другой женщиной. Прости меня, но это мелко и пошло. Жизнь это не урок чистописания.

ОНА уходит. Официант выносит кресло. Их кресло, в котором любила сидеть ЖЕНА и раскладывать пасьянс. ОН садится в него. Официант уходит. ОН видит – как вдали идет его мать и Мария. Мария несет в руках портрет мадам Сомари.

МАТЬ: Какое великое горе и великое счастье!

ОН (вскакивает и кричит): Мама!

Но МАТЬ его не слышит. ОН бежит.

ОН: Мама! Мама!

ОН мечется между скелетами паровозов, заглядывает под колеса, бредет обратно. В кресле сидит ЖЕНА.

ЖЕНА: Она сидела в этом кресле.

ОН (поражен): Откуда ты знаешь?

ЖЕНА: Я все знаю. (Встает.) Я благословляю твой уход, потому что ты останешься верным себе. Прощай, вечный юноша. Прощай!

ЖЕНА уходит. Пусто, и только громады паровозов стоят на заросших травой рельсах.

ОН идет вдоль путей, по едва различимым шпалам. Валяется портрет мадам Сомари и ОН, не замечая его, наступает на него. Крупно – нога и лицо. Стоп-кадр.

ОН просыпается, долго лежит с открытыми глазами, медленно переводя взгляд с предмета на предмет. Долго смотрит на часы. Потом его взгляд останавливается на телефоне. ОН долго смотрит на него. Снимает рубку, набирает номер.

ОН:… Это т… Ты дома… Красивый город Таллин?.. Знаете, что в нем замечательного?.. Туда должны были поехать два старых друга… товарища… два человека… Они любят друг друга…

Он протягивает руку к пиджаку, достает из нагрудного кармана билет, берет зажигалку, щелкает, и пламя постепенно съедает желтую картонку. Он бросает горящий комочек в пепельницу, смотрит на огонь.

ОН: Они сами не знают почему… В поезд Москва-Таллинн, в вагон номер девять, в купе номер семь на места двенадцать и тринадцать не явились два пассажира… Два пустых места мчатся сейчас по дороге Москва-Таллинн к Балтийскому морю.

ОН вешает трубку, глаза его становятся все больше и больше, пока не превращаются в один черный зрачок.

КОНЕЦ

Письма

О. Даль – М. Козакову

13 января 1978 г.