Читаем Олег Даль. Я – инородный артист полностью

Сцена снималась на корвете в ресторане. Мы сидим за столом, разговариваем. Разговор был очень напряженный, но внешне вроде бы все сдержанно. Кончается сцена тем, что он встает, и, уходя, кладет мне руку на голову. И этот жест был единственной «громкой эмоцией». Ощущение было такое, как будто он оторвал мне голову. Одним маленьким движением, раз – и сидит девица «без головы». Вот так он умел играть. Вот этот покой, эти глаза, и вдруг, раз – всего лишь один жест. Этому нужно учиться и учиться. Сцену мы сыграли с одного дубля. И думаю, во многом благодаря Олегу Ивановичу Далю. Наверное, он был волшебником. Есть такое выражение: «огладил коня». После этого я воспряла духом, поверила в себя. А после появилась статья Майи Туровской. Она писала, что эта сцена может быть достойна Голливуда, и запомните это имя – Любовь Полищук. Не помню дословно, но что-то в этом роде. Я ей безумно благодарна. Но главным образом Олегу Ивановичу. Мне это дало очень много сил и уверенности в себе, что немаловажно для того, чтобы существовать на сцене или в кадре.

Он был очень внимательным партнером. Если он был во взаимодействии с партнером, то никогда не работал на камеру. Есть такие киноактеры, которые… ты жаждешь их глаз, и они, понимая, что владеют профессией, а ты не владеешь… Я – театральная актриса, для меня глаза – прежде всего, и вот этим он мне очень помогал.

Олег Иванович был не моего типа мужчина. Поэтому я относилась к нему только как к партнеру, и, по-моему, надеюсь, в то же время как к другу. Но в таких сценах, как, скажем, в «Приключениях принца Флоризеля», где по сценарию у нас якобы намечался такой легкий роман, между партнерами, мужчиной и женщиной, необходим некий флер. Конечно, мы ловили улыбки друг друга, ну, не знаю, какое-то дрожание ресниц, прикосновения, и он, в этом смысле, был очень тонким и элегантным партнером. Мне кажется, он был очень музыкальным человеком. Буквально, вот пауза, уже на грани, длится и длится, и кажется, что долго, а по дрожанию ресниц он угадывал меня и ловил реплику или, наоборот, подавал. Я невероятно ценю это в партнерах, всегда учусь этому и стараюсь точно так же отвечать.

Он был до невероятия пунктуальный артист. На площадке всегда появлялся первым, заранее. Очень аккуратно складывал костюм, ну до педантизма. Говорили, что он любил хулиганить. На театре ходили какие-то там сплетни, слухи. Ничего этого я на съемочной площадке не видела. Он был аккуратен, доброжелателен, весел, всегда готов к работе. Говорили, что он раздражался на кого-то. Может быть. Он не любил, если в костюме что-то телепалось или болталось. Наверное, это его и раздражало. Меня бы тоже раздражало, когда костюм мне мешал. На самом деле он был потрясающе деликатный человек. Никогда не взмахивал ресницами, если опаздывал его партнер, не устраивал грубых публичных «порок» гримерам, не закатывал истерик режиссерам. Может, что-то и было, но только тет-а-тет. Наверное, за это половина группы – и ассистентки, и костюмеры – были влюблены в него.

На съемках фильма «Приключения принца Флоризеля» того же Евгения Татарского и произошла наша вторая встреча. Женя уже целенаправленно распорядился разыскать меня. В этой картине у нас было больше встреч – и на площадке, и в жизни. И я узнала, какой Олег Иванович невероятно веселый, потрясающе смешной, самозаводящийся рассказчик, какой у него заразительный смех. Когда у нас были небольшие перерывы, обеды или завтраки, как правило, все – очень недолгие и всей группой, мы всегда ждали, когда же Олег Иванович начнет рассказывать. И вот, дико сам хохоча, он доводил аудиторию до почечных колик. Мы все валились от смеха за компанию с ним, а уже потом шла история. Иногда перерывы задерживались.

Я знаю, что он очень любил импровизировать и шутить с партнерами в театре, на сцене и в кино, и он рассказывал очень много таких случаев. Но в точности их повторить не могу, а врать не хочу и не буду. Я просто помню, что ощущение, своего рода послевкусие у меня после этого было замечательное: всегда было весело, все очень тонко подмечено.

Перейти на страницу:

Все книги серии Зеркало памяти

Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное
Рисунки на песке
Рисунки на песке

Михаилу Козакову не было и двадцати двух лет, когда на экраны вышел фильм «Убийство на улице Данте», главная роль в котором принесла ему известность. Еще через год, сыграв в спектакле Н. Охлопкова Гамлета, молодой актер приобрел всенародную славу.А потом были фильмы «Евгения Гранде», «Человек-амфибия», «Выстрел», «Обыкновенная история», «Соломенная шляпка», «Здравствуйте, я ваша тетя!», «Покровские ворота» и многие другие. Бесчисленные спектакли в московских театрах.Роли Михаила Козакова, поэтические программы, режиссерские работы — за всем стоит уникальное дарование и высочайшее мастерство. К себе и к другим актер всегда был чрезвычайно требовательным. Это качество проявилось и при создании книги, вместившей в себя искренний рассказ о жизни на родине, о работе в театре и кино, о дружбе с Олегом Ефремовым, Евгением Евстигнеевым, Роланом Быковым, Олегом Далем, Арсением Тарковским, Булатом Окуджавой, Евгением Евтушенко, Давидом Самойловым и другими.

Андрей Геннадьевич Васильев , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Детская фантастика / Книги Для Детей / Документальное
Судьба и ремесло
Судьба и ремесло

Алексей Баталов (1928–2017) родился в театральной семье. Призвание получил с самых первых ролей в кино («Большая семья» и «Дело Румянцева»). Настоящая слава пришла после картины «Летят журавли». С тех пор имя Баталова стало своего рода гарантией успеха любого фильма, в котором он снимался: «Дорогой мой человек», «Дама с собачкой», «Девять дней одного года», «Возврата нет». А роль Гоши в картине «Москва слезам не верит» даже невозможно представить, что мог сыграть другой актер. В баталовских героях зрители полюбили открытость, теплоту и доброту. В этой книге автор рассказывает о кино, о работе на радио, о тайнах своего ремесла. Повествует о режиссерах и актерах. Среди них – И. Хейфиц, М. Ромм, В. Марецкая, И. Смоктуновский, Р. Быков, И. Саввина. И конечно, вспоминает легендарный дом на Ордынке, куда приходили в гости к родителям великие мхатовцы – Б. Ливанов, О. Андровская, В. Станицын, где бывали известные писатели и подолгу жила Ахматова. Книгу актера органично дополняют предисловие и рассказы его дочери, Гитаны-Марии Баталовой.

Алексей Владимирович Баталов

Театр

Похожие книги

Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Чикатило. Явление зверя
Чикатило. Явление зверя

В середине 1980-х годов в Новочеркасске и его окрестностях происходит череда жутких убийств. Местная милиция бессильна. Они ищут опасного преступника, рецидивиста, но никто не хочет даже думать, что убийцей может быть самый обычный человек, их сосед. Удивительная способность к мимикрии делала Чикатило неотличимым от миллионов советских граждан. Он жил в обществе и удовлетворял свои изуверские сексуальные фантазии, уничтожая самое дорогое, что есть у этого общества, детей.Эта книга — история двойной жизни самого известного маньяка Советского Союза Андрея Чикатило и расследование его преступлений, которые легли в основу эксклюзивного сериала «Чикатило» в мультимедийном сервисе Okko.

Алексей Андреевич Гравицкий , Сергей Юрьевич Волков

Триллер / Биографии и Мемуары / Истории из жизни / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное