Читаем Олег Меньшиков полностью

Еще один намек в полыхании Софьиного оранжевого - ярко-красный туалет ее тетушки Хлестовой. Екатерина Васильева явилась в "Горе от ума" после долгого перерыва, властная, уверенная в своей власти над залом. Возможно, излишне победительная, впрочем, не зря ее боится и Павел Афанасьевич, да и другие ищут расположения умной, злой старухи. Возможно, близость цветовой гаммы в туалете тетки и племянницы в чем-то предвещает будущее Софьи, способной повторить Анфису Ниловну Хлестову, только помельче, пошлее, зауряднее, по крайней мере, та Софья, какая предстала в меньшиковском "Горе от ума". Хлестова значительнее других - умна, в людях тайное угадывает и называет это тайное вслух, не опасаясь. Наоборот - наслаждаясь унижением слабых. Но в главном, как и они, она хочет жить, слушая лишь то, что хочет слышать. "Заткну я уши!" - кричит Фамусов Чацкому. Жизнь в уютной глухоте превыше всего. Оттого победитель здесь - Молчалин. Будь иной Софья, мотив заветного покоя, тупого, но безмятежного, зазвучал бы сильнее. Будь она ближе к Чацкому - в чуткости, интеллекте, иронии - она бы заранее знала, что друг ее детства будет растоптан. Возможно, ликовала бы... Возможно, где-то проснулось бы и что-то от сострадания. Увы, Кузина бесцветна и во втором акте.

...А Чацкий к началу бала уже изрядно взвинчен. Больше всего заботит его по-прежнему единственное: что чувствует к нему Софья? Это естественно для влюбленного, естественна попытка все еще уходить от печальной истины, которая дает о себе знать, как бы он ни гнал ее от себя. Это и искры надежды - несмотря ни на что, и снова тоска, пришедшая от холодности Софьи, ее невнимания, ее насмешек, которые становятся все пренебрежительнее... Чацкий слабо реагирует на тех, кто появляется рядом с ним, они - фон, силуэты, раздражающие, мешающие ему наконец объясниться с девушкой. Во всяком случае, услышать от нее правду. Свое раздражение он не считает нужным как-то скрыть. Хотя, в общем, никогда и не старался скрыть свои мысли, как бы ни были они оскорбительны для слушающих. Но сейчас его раздражение достигает едва ли не максимума. Токи нетерпимости дают о себе знать даже толстокожим гостям: каждый, поговорив с Александром Андреевичем, более всего стремится от него избавиться. Цепь эпизодов-встреч окрашена желанием всех поскорее расстаться с ним, надеждой, что он исчезнет, уедет, испарится, провалится в тартарары. Ускачет снова этак верст за семьсот, за тысячу... Такое настроение идет по восходящей, не оставляя надежд на мир.

"Зачем бог Чацкого сюда принес?" - этот вопрос обретает силу, все больше соединяя, сплачивая общество. Круг смыкается, оставляя в центре капризника, грубияна, успевшего всем сказать, бросить нечто обидное, точно попавшее в цель. Смыкание уродов почти зримо - режиссер все просчитал и реализовал.

...В школе нам упорно втолковывали, что каждая реплика Чацкого в адрес того или иного персонажа - суть продуманной, выношенной и глубоко обоснованной антикрепостнической идеи героя, его протест против феодального строя, душащего свободу, держащего в рабстве несчастную Россию. В этом смысле Юрский был великолепно непримирим и наступателен, его речи опаляли, он бросал вызов тем, кто торгует "амурами и зефирами". Отнимает у матерей детей, разлучает любящих... Этот Чацкий жил по принципу "не могу молчать", в общем, не питая никаких иллюзий на то, что сможет как-то убедить свое окружение.

Меньшиков, заставив Чацкого в первом действии бросить перчатку Фамусову, протестует, потому что ему просто нравится быть таким, каков он есть. Он и представить себе не может, что его система отношений с миром, с людьми могла бы стать другой. Он не замечает, какие ответные эмоции вызывает в собеседниках его резкость: проходит мимо. Сказал - и дальше, дальше... Зачем ему задумываться об этом? Тем более он как бы заново видит убожество людей, которых такими и знал, но теперь дистанция в три года усилила его иронию, умножила его небрежение прошлыми знакомствами.

Насладившись дымом отечества, причем очень быстро, к балу Чацкий уже хорошо понимает, что его отечество нисколько не изменилось. Как приняло его? Чацкий озабочен лишь приемом Софьи. И менее всего размышляет относительно низости крепостников. Одно волнует - не напрасно ли мчался через снеговую пустыню к ней, к Софье? Он не находит покоя, даже того, что прежде коротко находил, появившись поутру у Фамусовых. Сейчас почти все время ищет для себя места. Присядет где-то в укромном уголке, на секунду забывшись, но сразу вскочит, встряхнет головой, будто пытается что-то отбросить, отогнать - не горькие ли мысли?.. И будет стараться ускользнуть от старых знакомых - зачем они ему?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное