Олег Меньшиков

Ведь мог бы взяться за драматургию, не сулящую столь сложного процесса ее освоения. Это относится и к тексту автора, и к тому, как это потом надо было воплотить на сцене. Успех у широкого зрителя был обеспечен спектаклю априори участием в нем самого Меньшикова, звезды, кумира, что действительно и произошло. Что греха таить, на представлениях "Кухни" семьдесят-восемьдесят процентов зрителей - женщины, в основном молодые, для которых прежде всего важно увидеть "живого Меньшикова". Они не очень задумываются над загадочными извивами сюжета, сутью взаимоотношений героев, отражениями прошлых катаклизмов в современных конфликтах... Конечно, Меньшиков это знал. И рискнул, бросился в постановку, как в гигантскую волну, из которой должен непременно выплыть. Правда, сам он обычно говорит, что импульсивных решений не принимает. Поначалу все обдумывает и лишь после этого поступает так или иначе. Что же, стало быть, остается опираться на его слова о том, что всегда надо стремиться к невозможному: наверное, это и привело его на кухню короля Гюнтера...

На самом деле определение "невозможно" во многом оправдало себя, в первую очередь, как мне кажется, из-за неудачного выбора драматурга. Меньшикову удалось иное -создать некий Центр, вокруг которого почти все в итоге кристаллизуется, и Центр этот - сыгранный Меньшиковым Гюнтер. По мере сил он стягивает к себе "вариативные" (пользуюсь определением Курочкина) сюжетные линии, хотя именно их вариативность иногда мешает пристально наблюдать за тем, что свершается в душе "нечеловека" - короля и хозяина виллы. "Нечеловеком" он называет сам себя.

Эта грань сложного спектакля осталась, на мой взгляд, обойденной критиками, более всего искавшими огрехи. Особенно такие, которые давали возможность поерничать и таким способом развлечь читателя, жаждущего "стеба". Приведу только один, но очень характерный пример подобных упражнений на тему "Кухни", принадлежащий перу некоего Дуленина: "А о Меньшикове как актере рассуждать, честно говоря, особо не хочется, ибо, по-моему, давно понятно, что он и телефонную книгу сыграет. Ну а писаную-переписанную антипьесу - тем более. Только ради чего?"

И еще: "После увиденного. У входа в театр раскрасневшаяся лолита, конечно же, из "меньшивок", нервно взаимодействует с "мобильным". Через секунду слышу: "Это я! Из театра! Знаешь, ничего не поняла, но Меньшиков... отпа-ад..."

Впрочем, оставим так называемого рецензента Дуленина, составляющего суждение о премьере по впечатлениям фанаток актера, видимо, из числа особо интеллектуальных особ. Куда как интереснее выделить историю Гюнтера, наиболее интересную и самоценную в спектакле. Помогающую понять в наибольшей степени, куда устремляет себя Олег Меньшиков на пороге своего пятого десятилетия. И что ведет его героя, единственную, по сути, драматичную фигуру, вплоть до того, что усталый коварный злодей вызывает в финале даже сочувствие.