Читаем Олег Меньшиков полностью

Поначалу казалось, что персонаж этот - воплощение потаенной тоски Меньшикова о Калигуле, томление его по этому удивительному герою, его трагическим попыткам изменить мир то добром, то злом. Некий бледный оттиск. Но постепенно отличие бургундского короля-хозяина виллы Гюнтера от римского императора становится все явственнее. В данном случае не стоит подчеркивать отличие гениального пера Камю от упражнений лауреата Антибукеровской премии Максима Курочкина - это само собой разумеется. Пусть речь пойдет о другом. Прежде всего Гюнтер - персонаж, сразу же зачеркнувший себя для любви и веры и сделавший это сознательно. С годами жизнь тому очень способствует. Недаром Митя Карамазов в своих пылких признаниях бросал, что "люди начинают с идеала Мадонны и кончают идеалом содомским". При всем неравенстве опять же Мити Карамазова и Гюнтера эти слова характерны и для второй персоны, со сноской: Мадонна очень-очень недолго была для Гюнтера идеалом. В принципе люди трудно расстаются с верой в лучшее и в лучших; Гюнтер, кажется, быстрее и проще иных покончил с высокими чувствами и идеальными представлениями о человечестве, близлежащем и дальнем. Судя по собственным воспоминаниям Гюнтера, это произошло из-за низости и мелкости его натуры, врожденным или укорененным дурным воспитанием,- не суть важно. В "Песни о нибелунгах" основой всему подлому в короле Гюнтере была ненависть его жены, Брюнхильды, не простившей доблестному нидерландскому рыцарю его обмана, заставившего ее выйти замуж за Гюнтера. Немалую роль играл и золотой клад, отвоеванный Зигфридом у нибелунгов. В спектакле эти мотивы отметены ради интеллектуальных игр, горестных размышлений о приоритете, в какой-то мере и обстоятельств, над человечком, бродящим по земле во мраке отчаяния, осознавая низость собственного "я". Меньшиков в этой роли намеренно отказывается от многого, чем обычно покорял зрителей и влюблял в себя. Хотя его первый выход откровенно грешит желанием сконцентрировать на себе внимание зала, дать ему знать о своем появлении и, разумеется, ответно собрать бурные аплодисменты. На мой взгляд, здесь режиссер Меньшиков заметно мешает актеру Меньшикову.

В "Горе от ума" - об этом уже шла речь - очень похоже являлась первый раз Екатерина Васильева, вызывая ассоциации с эстрадными российскими дивами. В какой-то степени это повторяется с Гюнтером. Он возникает минут через пятнадцать после начала спектакля, после того, как челядь хозяина виллы долго и не очень внятно выясняет между собой рабочие и отчасти личные отношения, взволнованная появлением нового лица, молодого человека, потерявшего память. Он же Зигфрид. Оба сыграны Никитой Татаренковым обидно бесцветно.

Но в данном случае все начинается с выхода Гюнтера, его паузы на верхней точке декорации: зрители, особенно зрительницы, радостно аплодируют, дождавшись кумира... Кумир скромен: горбится, кутается, серые тона одежды (правда, модные в последних сезонах). Его мучит кашель. Он вроде и не так молод и хорош собой...

После того как аплодисменты затихают, Гюнтер становится ближе к нам. Не покоряя светом души. Напротив - злобен, брюзглив временами, упрям. Обороняется от мира - и от самого себя - собственной теорией, которая должна оправдать его в своих же глазах. Гюнтер нуждается в этом - вот его ахиллесова пята. Он отказывается согласиться с тем, что в нашем нечистом, сумрачном мире, несмотря ни на что, существуют герои. Люди, способные верить в идеалы и пытаться им соответствовать. Такое соответствие для них абсолютно естественно, иначе они не умеют жить.

Героем был прекрасный рыцарь Зигфрид - он же сокурсник богатого Гюнтера и Хагена. Более того - друг Гюнтера, не подозревая о тех истинных чувствах, которые оба к нему испытывали. Зигфриды доверчивы и наивны - еще одна причина, вызывающая у Гюнтера ненависть... За все это Зигфрид расплачивается жизнью, убитый и в прошлой, и в настоящей жизни Хагеном. Идея новых воплощений, структурирующая пьесу, реализуется, как уже было сказано, в неожиданном безымянном молодом человеке, оказавшемся на кухне. Гюнтеру - хозяину виллы приходится заново иметь дело с впавшим в амнезию гостем. Да еще хозяин привел на ту же кухню грязную бродяжку (Оксана Мысина) и приказал дать ей работу. Пусть самую черную Молчаливая, некрасивая бомжиха Надька вынуждена сносить хамство и грубость прислуги, сразу же ощутившей себя элитой рядом с потрепанной, нечесаной теткой. Нет большей радости мещанину, чем унизить того, кто стоит ниже его на общественной лестнице... Гюнтер все это хорошо знает и отчасти наслаждается ситуацией. Не так, как его лакеи, но, по существу, не слишком от них отличаясь...

Но больше всего его подспудно тревожит больной амнезией человек. То ли это реакция, пришедшая из прошлого, то ли, умный, он понимает, что в его доме опять появился некто, опровергающий его стройную теорию о всемирном подонстве...

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное