О своем герое Попов писал: «Пусть это будет простой русский умелец, Иванушка-дурачок из сказки, который оказывается совсем не дураком. И пусть это будет одновременно рядовой человек наших дней с его простотой, лукавством, хитрецой и весельем, помогающими жить и работать. Его облик будет вполне современным, близким каждому простому труженику. Создать этот облик помогут и волосы цвета соломы, и мешковатая блуза, и неловкость, и застенчивость. Я знаю, что такая внешность зрителю ближе иной другой"(См. сб. „Огни манежа", М., „Искусство1*, 1961, стр. 83.).
Так артист выдвинул на первый план в своем образе положительное начало в отличие от других клоунов, которые обыгрывали в основном какой-либо недостаток,
отрицательную черту. Герой Попова — простой, жизнерадостный, обаятельный городской паренек, притягательный всем, что есть в нем лучшего. И странное дело, в этом облике совсем не потерялись эксцентрические черты, делающие всякого клоуна клоуном — наоборот, они засверкали и заиграли новыми красками так ярко, что позволили назвать Попова солнечным клоуном.
Это качество эксцентрической игры Олега Попова уловил не только советский зритель. Западный зритель, уставший от всего нечеловеческого в искусстве — от не понятого никем мира абстракций в живописи до утрированной буффонады буржуазного , цирка — восторженно принял Попова. Французские газеты открыли для себя Попова словами: «Значит, и такое может быть в цирке!* Признание его искусства было признанием подлинного новаторства советского цирка. Но Попов лишь продолжил традиции советского цирка в их наиболее современном развитии. И это буржуазная пресса поняла не сразу. Как бы в ответ на это один из лучших клоунов Франции, Ахил Заватта, под влиянием советского артиста, сбросил буффонную маску арлекина и успешно развивает реалистический метод игры во французском цирке.