Олег Рязанский

Сколько сил у противника? Таким вопросом озадачивал себя любой правитель в преддверии военных действий. Сведения добывались разнообразными способами… Олег, князь рязанский, предпочел свой. Собрав от доносителей известия о количестве у Мамая конских табунов, пересчитал их на поголовье, умножил результат на два, отминусовал жеребых, упряжных, ездовых, провиантских, резервных и на прокорм воинов. Получилось предполагаемое число – двадцать тысяч, плюс-минус тысяча. В чем главная сила мамаева? В коннице. И появилась мысль, а не ослабить ли эту силу по мере возможности? Следом – вторая мысль, за ней – третья первую обгоняет. Кружат стрижами стремительными… Одну из них Олег Рязанский за хвост поймал и за добавочной информацией отправился на заливные песенные луга с табунами былинных коней семи мастей: пегой, чалой, гнедой, вороной, сивой, соловой и жарко-рыжей с глазами светлыми.

Отдельно паслись кони с изъянами. Те, которые против солнца бежать не могут – слепнут. Те, что ненадежны на мерзлой земле – скользят и падают, и тупые, и беспричинно лягающиеся, и неопределенной масти: серо-буро-малиновые.

Отдельно – кони подарочные. С природной иноходью, лебединой шеей, гривой до земли, хвостом по ветру. Не бег у них, а полет! Но толку? Прогарцуют два десятка парадных верст и откинут копыта на длинной дистанции.

Отдельно – табун угнанных лошадей. Заарканил угонщик хозяина табуна – короткогривого жеребца с серебряными копытами, погнал с пастбища, а за ним весь табун! Но вскоре понял жеребец, что не туда скачет, скинул наземь угонщика, приволок назад мертвым, задушенным собственным арканом. Опознали угонщика, им оказался Мансур, второй сын Мамая! Захотел тот удаль проявить, а судьба распорядилась иначе. Его голову в берестяном коробе отвез Мамаю посол князя рязанского две недели тому назад…

На отшибе, в приволье гулял табун полудиких коней – тарпанов. Неприглядных на вид: большая голова, короткие ноги, грязно-серые с темной полосой на спине. Но крепкими широкими копытами для доставания корма из-под снежного наста.

Княжий взгляд упал на одного двугодовалого, что ходил кругами вокруг собрата хромоногого. То головой коснется, то боком заденет, жалеет его, подбадривает: чего отстал? Или устал? Хромоногий в ответ: надо бы позвать колдуна егорьевского, главного врачевателя лошадей, мигом вылечит! На что услышал риторическое: куда, спрашивается, смотрел охранитель княжьего табуна, почему допустил, что у строевого коня нога оказалась подвернута?

Тут и табунщик подскочил. Есеня. На коньке-горбунке с хвостом, для красоты, узлом завязанным. Придержал Есеня стремя Олегу Ивановичу, узду принял, колено подставил – честь по чести. Удивился, ради чего князь к нему на выгон пожаловал? Предложил уважительно:

– Ольг Иваныч, может песню желаешь послушать, как синица склевала кольцо у девицы?

– В другой раз, – пообещал Олег Иванович, – а сейчас расскажи, что более всего не любят лошади?

Есеня в миг оседлал своего любимого конька. Солового. Соловьем запел:

– Настоящие боевые кони терпеть не могут долгого стояния на одном месте, от этого у них щиколотки пухнут. Нестроевые кони, которым отроду положено в хомуте ходить, никого не любят, кроме хозяина. Пугливых лошадей не любит ни дворовой, ни гуменник, всякие пакости им устраивает. Сивому коню рыжебородый хозяин не ко двору. Что еще? Любой конь страдает от перегрева, Простужается. Течь из ноздрей изнуряет до смерти. Лошади белой масти слепнут от поедания зверобойной травы, а гнедые более других страдают от стоячей воды, стоячая вода в животе киснет. Живую траву любят все лошади, а стеклянную, подмороженную, не едят даже голодные… Еще что? Бздюшки вонючие в нежные ноздри коней впрыгивают, лишая лошадь чутья, отчего она с ума сходит. С рассветом вонючки прячутся и никто не знает, как они выглядят…

– Дальше! – торопил Есеню Олег Иванович, – время, как и боевой конь, не любит долго стоять на одном месте.

– Где конь – там и куча слепней, стоит лишь одному из них появиться, либо слепню, либо коню. Любой конь отбросит копыта от тихого голоса строкача – волка летающего, самого страшного бича лошадиного!

К вечеру, Олег Иванович полностью прошел ликбез касательно вредных и полезных кормовых трав, ползающих и летающих кровососущих… Провожая князя, Есеня поддержал ему стремя, подтянул у коня подпругу и предложил:

– Ольг Иваныч, хочешь песню новую тебе пропою, только сейчас придумал?

– Пой! – благосклонно дал согласие князь рязанский, облокотись по-былинному о выступ седла.

Есеня вдохновился разрешением и запел проникновенно, как в персидском саду пил березовый сок… Долго пел, в душу слушателя лез, гулял там безпрепятственно… Олег Иванович внимал одухотворенно, даже конь под ним перестал ногами перебирать и навострил уши. Наконец Есеня умолк, пот со лба вытер и князь искренне восхитился:

– И откуда ты песни свои берешь, до самого нутра пробирают?

– Так песни в воздухе табунами носятся, лишь успевай заарканивать!