Олег Табаков. Либеральный русский театр

Табаков либо плохо знает историю советского кинематографа, либо его подводит память (хотя, как мы помним, он никогда на нее не жаловался). Однако фильмы, где были показаны не карикатурные, а УМНЫЕ фашисты, начали активно снимать в Советском Союзе уже в 50-е годы. Вспомним хотя бы «Судьбу человека» Сергея Бондарчука, который вышел в 1959 году. Да и сам Табаков снимался в такого рода фильме — «Живые и мертвые» (1964). Неужели там действовали карикатурные фашисты, под натиском которых отступали советские войска летом 1941 года? Я уж не говорю о десятках других фильмов 60-х годов, где война была показана ПРАВДИВО, а фашисты НЕ КАРИКАТУРНО («Иваново детство», «Вызываем огонь на себя», «По тонкому льду», «Майор Вихрь», «Путь в «Сатурн», «Конец «Сатурна», «Сильные духом», «Их знали только в лицо», «Щит и меч», «Весна на Одере», «На войне как на войне», «На пути в Берлин», «Освобождение» и др.).

Но вернемся к фильму «17 мгновений весны».

Именно после этой картины популярность Табакова вырвалась за пределы Советского Союза. Он сам понял это, после того как в Чехословакии продавщица одного из магазинов, куда он зашел, узнав в нем Шелленберга, внезапно достала из-под прилавка товар, которого в продаже не было. По словам самого актера: «Вообще, часто народная любовь помогала в местах бытового обслуживания, магазинах. Мне даже становилось неудобно от такого внимания. А ведь в молодости этого хочешь, мечтаешь об этом. Мне в жизни делали слишком много исключений из правил. Я все это помню и стараюсь отблагодарить людей».

Кстати, в Чехословакию Табаков попал на следующий год после премьеры сериала — в 1974 году. О том, как это произошло и что из этого вышло — мой следующий рассказ.

Олег Табаков в фильме «Война и мир» (реж. С. Бондарчук). 1965–1967 годы

Кадр из фильма «Мэри Поппинс, до свидания» (реж. Л. Квинихидзе). 1984 год

И снова Чехословакия, или Обыкновенный выговор по партийной линии

В Чехословакии Табаков не бывал с 1968 года. И вот шесть лет спустя она возникла на его горизонте снова. Причем вовсе не по его желанию, а даже наоборот — вопреки ему. Каким образом? В 1974 году Табакова поставили перед фактом: ему надо съездить в Чехословакию в рамках культурного обмена, чтобы поставить там все того же «Ревизора». Причем никакие отговорки, чтобы не ехать, не принимались. А ехать Табакову очень не хотелось. Почему? Он ненавидел новые чехословацкие власти, пришедшие, как он считал, на советских «штыках». Но надо было найти отговорку. И Табаков решил пойти на хитрость. Он выдвинул устроителям намечающейся культурной акции следующее условие его будущей поездки: собрать всех тех актеров театра «Чиногерны клуб», с которыми он играл шесть лет назад в «Ревизоре». Хитрость заключалась в том, что Табаков заведомо знал, что его условие невыполнимо. И вот почему. Один из актеров — Павел Ландовски, игравший городничего Сквозник-Дмухановского, уже давно работал в венском Бургтеатре, находясь за пределами революционной Чехословакии в совершенно «контрреволюционной» Австрии. Табаков был твердо уверен, что Ландовски им заполучить не удастся и поэтому ехать никуда не придется. Но он ошибся. Москва телеграфировала об условиях Табакова в Прагу и там… сделали невозможное — собрали всех участников «Ревизора»-68 вместе (зачем им это было нужно, до сих пор непонятно; впрочем, может, таким образом они хотели «засветить» своих оппозиционеров?). В итоге нашему герою не оставалось ничего иного, как лететь в Чехословакию. С собой он прихватил две огромные банки черной икры и два ящика водки.

Как и в 1968 году, на спектакль Табакова снова пришла масса (!) контрреволюционеров. Только если раньше они были легальными, то теперь стали полулегальными. Это были: Павел Когоут, Ярослав Востры, Алена Востра, Иржина Шворцева, драматург Смочек и многие другие хорошо знакомые Табакову люди. После спектакля, как и положено, был устроен банкет под черную икру и водку, привезенные московским гостем. Так началось то пребывание Табакова в Праге.

В течение недели состоялось еще несколько представлений. И каждый раз после спектакля к Табакову за кулисы и в гостиницу приходили контрреволюционеры, которые взахлеб рассказывали ему, как своему, о том «маразме», который был установлен цензурой по приказу КПЧ в театральном цехе после августа 1968 года (наверняка эти разговоры «слушались» местной СТБ — аналог советского КГБ). Табаков внимал этим разговорам и понимал: добром для него эти разговоры не закончатся. Так и вышло.