Читаем Олег Вещий. Великий викинг Руси полностью

Но если нет никаких оснований усомниться в родстве Игоря и Рюрика, а также какой-то родственной связи с Рюриком Олега, то как быть с «растянутой» хронологией Повести временных лет? Здесь нужно иметь в виду, что хронологическая сетка, привязка тех или иных событий к тем или иным датам была создана летописцем искусственно, что называется «задним числом», когда он «накладывал» рассказ о первых князьях на определённую временную шкалу. Ясно, что первоначально в этих сказаниях (или более-менее едином сказании) точных дат не было, но могли быть условные хронологические соотношения (кто сколько правил, сколько прошло лет с тех пор и т. п.). В руках у составителя Повести были также византийские источники летописного типа (прежде всего, хроника Георгия Амартола и её продолжение) и подлинные документы X века — тексты русско-византийских договоров 911, 944 и 971 годов. Они и дали (в соотношении с возможными хронологическими указаниями устной традиции) возможность представить начальную историю Руси в виде последовательности датированных статей с теми или иными событиями. Из договоров Руси с Византией летописец узнал, что Олег был современником византийского императора Льва VI Мудрого, а Игорь — императора Романа I Лакапина. Соответственно, конец княжения Олега он сопоставил с концом правления Льва, а конец княжения Игоря — с концом правления Романа. Получалось, что оба князя скончались вскоре после заключения мирных договоров. Продолжительность княжения Игоря, таким образом, оказалась равна тридцати трём годам. Такой же срок правления летописец отмерил и Олегу, «назначив» датой смерти Рюрика 879 год[9]. На самом деле все эти даты достаточно условны.

33 года правления обоих князей заставляют, конечно, задуматься над символическим значением этого числа. 33 года — это срок царствования библейского царя Давида в Иерусалиме и срок земной жизни Иисуса Христа, что заставляет исследователей говорить о некоем сакральном 33-летнем цикле[10]. Впрочем, если 33 года царствования Давида могли как-то соотноситься с княжениями Олега и Игоря, то срок жизни Христа по отношению к языческим правителям вряд ли мог иметь значение. Важнее другое — тридцатилетний срок мирного договора с Византией, который, видимо, и определил поход Игоря на Константинополь в 941 году, спустя 30 лет после заключения договора Олегом[11]. Однако летописец мог ориентироваться и на какие-то сохранившиеся в устной традиции сведения о продолжительности правлений князей — так он определяет продолжительность киевского княжения Олега в 31 год, с 882-го по 912-й, по принятому «включающему» счёту, в который включались и первый, и последний годы правления. От 913-го, первого года княжения Игоря, до 945-го, под которым обозначена его гибель, время правления Игоря определено в 33 года. А открывается этот хронологический перечень, помещённый в летописной статье под 852 годом — с которого устанавливается хронологическая сетка («с этой поры начнём и числа положим»), — указанием на период от первого года царствования императора Михаила (начало его царствования ошибочно отнесено летописцем к 852 году) до «первого года княжения Олега, русского князя», и этот период равен двадцати девяти годам. Любопытно, что, отсчитав от 852 года 29 лет по включающему счёту, мы получаем 880 год — действительно первый год правления Олега в Новгороде после смерти Рюрика. Дальнейший отсчёт идёт от начала не новгородского, а киевского княжения Олега, отнесённого летописцем к третьему году после вокняжения в Новгороде. Как видим, именно правление Олега являлось точкой отсчёта для последующих правлений древнерусских князей, что легко объяснить — для летописца-киевлянина главным было именно вокняжение в Киеве. Олег, таким образом, оказался во главе дальнейшей преемственности княжеской власти на Руси.

Между тем вызывающие вопросы хронологические указания летописи не выглядят абсолютно нереальными. В истории довольно много случаев рождения поздних детей (так, у литовского князя Ольгерда сыновья рождались, когда ему было около семидесяти лет, и в чуть меньшем возрасте был один из них, Ягайло, когда у него родился наследник Казимир Ягеллончик). Применительно к раннему Средневековью нередки случаи активной деятельности князей в возрасте шестидесяти лет и более. Ярослав Мудрый ходил в походы до 1047 года, когда ему было не меньше шестидесяти, Владимир Мономах вступил на киевский стол в том же возрасте, а участвовал в военных походах до шестидесяти четырёх лет[12]. Так что возраст Игоря и наличие у него малолетнего сына не столь уж экстраординарны для X века, как может показаться на первый взгляд (то же самое относится и к Рюрику).

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

100 Великих Феноменов
100 Великих Феноменов

На свете есть немало людей, сильно отличающихся от нас. Чаще всего они обладают даром целительства, реже — предвидения, иногда — теми способностями, объяснить которые наука пока не может, хотя и не отказывается от их изучения. Особая категория людей-феноменов демонстрирует свои сверхъестественные дарования на эстрадных подмостках, цирковых аренах, а теперь и в телемостах, вызывая у публики восторг, восхищение и удивление. Рядовые зрители готовы объявить увиденное волшебством. Отзывы учёных более чем сдержанны — им всё нужно проверить в своих лабораториях.Эта книга повествует о наиболее значительных людях-феноменах, оставивших заметный след в истории сверхъестественного. Тайны их уникальных способностей и возможностей не раскрыты и по сей день.

Николай Николаевич Непомнящий

Биографии и Мемуары
100 знаменитых анархистов и революционеров
100 знаменитых анархистов и революционеров

«Благими намерениями вымощена дорога в ад» – эта фраза всплывает, когда задумываешься о судьбах пламенных революционеров. Их жизненный путь поучителен, ведь революции очень часто «пожирают своих детей», а постреволюционная действительность далеко не всегда соответствует предреволюционным мечтаниям. В этой книге представлены биографии 100 знаменитых революционеров и анархистов начиная с XVII столетия и заканчивая ныне здравствующими. Это гении и злодеи, авантюристы и романтики революции, великие идеологи, сформировавшие духовный облик нашего мира, пацифисты, исключавшие насилие над человеком даже во имя мнимой свободы, диктаторы, террористы… Они все хотели создать новый мир и нового человека. Но… «революцию готовят идеалисты, делают фанатики, а плодами ее пользуются негодяи», – сказал Бисмарк. История не раз подтверждала верность этого афоризма.

Виктор Анатольевич Савченко

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное