Случайно он узнал, что на юге России из военнопленных — выходцев из Боснии, Герцеговины, Хорватии, Чехии, — насильно мобилизованных в австрийскую армию, формируются добровольные славянские дружины и отряды. Рассказывали, что с греческого острова Корфу, где нашли приют остатки разбитой королевской армии, в Одессу выехала большая группа сербских офицеров.
И с того дня, о чем бы ни думал Дундич, он неизменно возвращался мыслями к Одессе. Если бежать, то бежать только в Россию. На нее вся надежда. Россия поможет маленькой Сербии сбросить со своих плеч ненавистных захватчиков.
Однажды среди ночи он тихо окликнул Чирича.
— Чего тебе? — спросил спросонья капитан.
— Прощай, ухожу, — шепнул Дундич.
— Куда?
— В Россию, в Одессу.
— Один?
— Пока один. А там нас будет легион.
Чирич слегка приподнялся.
— Я бы с тобой пошел, но куда мне с костылями? Далеко не уйду.
— Бог даст поправишься, Милан, тоже уйдешь. Мы еще встретимся.
Дундич пожал Милану руку и на цыпочках вышел из палаты.
Скитаясь целую неделю по селам, он добрел наконец до линии фронта, перешел ее и попал к русским. Встреча с русскими была не такой, какой еще недавно рисовалась. Дундича задержали, привели к военному коменданту и до выяснения личности взяли под стражу. В одной камере с ним оказался капрал Ярослав Чапек из чешского города Брно.
— Черт побери! — ругался Дундич. — Я спешил к русским, чтобы помочь им. Хотел вступить в сербскую боевую дружину. Вместо Одессы попал… в кутузку.
— Благодари бога, что они тебя по ошибке не отправили на тот свет, — шутил капрал.
— А я-то торопился в Россию! — воскликнул Дундич.
— И зря. Русский царь не торопится, и тебе не надо торопиться. К чему спешка? Наши чехи восемь месяцев назад петицию подали: разреши, мол, русский царь, на твоей земле создать чешские боевые дружины.
— Разрешил?
— Нет, колдует над петицией, все раздумывает: стоит ли?
— А чего раздумывать? Сербы, чехи, русские — все от одного корня…
— Корень-то у нас один, и дерево от него растет одно, и русский царь один, но, говорят, царя у него в голове нет… Как скажут ему министры, так он и поступает. Ненадежными славян считает.
— Что-то не верится, — возразил Дундич. — В эту войну многие славяне из австро-венгерской армии на русском фронте неплохо показали себя: против русских воевать не хотели, в плен им сдавались. Сдавались не в одиночку, не группками, а целыми полками.
— Сдаваться сдавались, а что русскому царю до этого? Ему министры на ухо шепчут: «Если славяне своей благодетельнице Австро-Венгрии изменили, то гляди, царь-батюшка, чтоб потом они тебе рога не наставили». Вот он и боится, не хочет быть рогоносцем.
— Не то говоришь, капрал. Ты разве не слышал, что русский царь славян братушками называет?
— Братушками, — рассмеялся капрал. — Это так, для красного слова. Вильгельм для него роднее, чем мы.
Николай с ним скорее споется, чем с нами, простыми людьми, требующими свободы.
Через несколько дней Дундича освободили и направили в Одессу.
Штаб сербской части, куда попал Дундич, помещался в пригороде, в просторном фабричном здании. Здесь же находилось и офицерское общежитие.
В отряде, кроме сербов, хорватов, служили еще чехи и словаки. Дундич находился в нем недолго. Вскоре из-за большого наплыва добровольцев все отряды и дружины были сведены в полки, а полки — в сербскую добровольческую дивизию. Ее командным костяком были офицеры сербской армии, приехавшие с острова Корфу. Во главе дивизии поставили полковника Стефана Хаджича — человека, близкого к королевскому двору.
Приток добровольцев все рос и рос. В Одессе уже поговаривали о том, что вслед за первой будет сформирована вторая дивизия, а за ней и сербский добровольческий корпус.
Эти вести радовали Дундича. Капрал был неправ. Все говорило о том, что русский царь доверяет южным славянам.
Публичный опрос
В конце 1916 года сербский посол в России Спалайкович известил полковника Хаджича о том, что царь в ближайшие дни выезжает на юг для инспектирования русских войск и собирается побывать в сербской дивизии.
Письмо из Петрограда вызвало переполох. Хаджич задумал устроить царю помпезную встречу. Музыканты, портные, повара — все готовились к ней. Но больше всего досталось солдатам. Офицеры буквально изматывали их маршировкой, разучиванием ответа на царское приветствие. Хаджич хотел, чтобы русскому царю сербские солдаты ответили по-русски. Полковника заранее предупредили, что на царское приветствие «Здорово, братики-добровольцы!» солдаты обязаны ответить: «Здравия желаем, ваше императорское величество!»
За день до приезда русского монарха Хаджич устроил генеральную репетицию. Он вышел на середину плаца и, уподобляясь царю, произнес: «Здорово, братики-добровольцы!»
Из тысячи глоток грянул ответ. Он не удовлетворил полковника. Хаджич снова и снова повторял приветствие и каждый раз убеждался в том, что солдаты отвечают нечетко и нескладно.
— Неблагодарные скоты! — уже не говорил, а орал весь побагровевший Хаджич. — Два года в России живете, а пяти слов по-русски произнести не умеете!