Приятели отвечали Марте той же монетой. Искренне ненавидели женщину за неопрятность, властный голос и жадность, и чуть что – убегали от неё на реку. Спустят на воду своё худое корыто, прихватят удочки и только весла стучат в сторону заводи! А уж когда наступало воскресенье – тут мужчины спозаранку сразу же на реку и до самых сумерек их никто не видел.
– Чтоб без рыбы не возвращались! – крикнет Марта вдогонку, а те посмеивались.
И вот с некоторых пор приятели стали возвращаться с реки совсем поздно, глубокой ночью или даже под утро, а к домашним делам окончательно потеряли интерес. Фридрих неделями пропадал на шлюзе, а Людвиг уходил в лес за грибами и ягодами, которых в то лето из-за жары совсем не было. Каждый раз «Оглобля» приносил домой пустую корзинку, а однажды и её потерял в лесу. Вот и с реки приятели возвращались вообще без улова, словно и не рыбачили. Марта заподозрила неладное. Потом по округе пошли разговоры, что ночью со стороны реки слышалось пение не только мужчин, а ещё и женское.
– Это Людвиг так поёт, что можно спутать, – пыталась объяснить Марта.
– Нет, там совсем другой голос – молодой, похожий на девичий. Нежный и игривый, – возражали очевидцы. – Думали, Фридрих взял на рыбалку одну из дочерей.
И вот однажды приятели как обычно отправились на рыбалку и не вернулись вовсе. Хватились пропавших не сразу, а только на третий день, видимо, привыкнув к их чудачествам. Сколько потом не искали, найти не смогли. Заводь на Прегели большая, поросшая густым камышом и осокой. Говорили, там русалки живут. Правда, место глухое. Посреди камышовых кущ речные поляны с большими белыми кувшинками, а возле берегов, под ивами, немало глубоких мест. Лучшего места для речных девчонок не найти. Может, одна из них заманила к себе в водную пучину бестолковых приятелей?
Обычно утопленников относит к шлюзам. Весь последующий день жители посёлка баграми обследовали там дно, но ничего не обнаружили…
День на шестой нашлась лодка, на которой рыбачили Фридрих и Людвиг. Дырявое корыто, полное воды, прибило к берегу, недалеко от Гольдова. Потом к Марте пришёл старый рыбак Михел и рассказал, как накануне ловил рыбу возле заводи и услышал эту их песню дурацкую.
– Какую такую песню?
– Да, ту, что обычно пели твои парни. Про русалку, которую в сети хотели заманить. И, знаешь, песня словно доносилась из реки. Тихо, и как-то необычно грустно. Испугался я, схватил вёсла и быстрее грести к берегу…
Спустя неделю неожиданно объявился Фридрих. Живой и невредимый, только сильно исхудавший и оборванный. На расспросы мычал нечто странное, что разобрать никто не мог. Марта не знала, что делать: радоваться или огорчаться возвращению мужа.
Только в последующие дни многое изменилось. Фридриха как подменили. Раньше его дома не видели, а тут стал делами заниматься. Взялся огород перекопать, инструмент разобрал, надумал крышу латать. Но самое странное, к реке близко не подходил…
Эпилог
Как-то Марта захотела сварить ушицы, но сколько не уговаривала мужа наловить рыбы – он ни в какую. Тогда сама взяла удочку и пошла к чёрным камням, в сторону от посёлка. Там обычно никого. Стыдно ведь, кто увидит, так засмеёт: женщина, и рыбачит. Долго стояла, но ничего поймать не могла. Уже собралась уходить, как вдруг начался клёв. Стала доставать из воды одну рыбину за другой. И хорошо так наловила!
Когда сматывала леску, услышала всплеск под ивами. Смотрит, а там девчоначья голова из воды. Смешная и лицом беленькая, словно замёрзла, хотя вода тёплая. Улыбнулась Марте, помахала рукой как подруге и скрылась под водой. Сколько не высматривала Марта, куда подевалась незнакомка, ничего не разглядела. Русалка будто.
Людвиг так и не объявился. Хотя странный голос, похожий на «оглоблин», слышали из реки многие. Может, врут.
А у Марты с Фридрихом с тех пор всё наладилось. Так и жили…
ДОМ НА ПРЕГЕЛИ
В небольшом тевтонском городке Альтштадте, в доме на берегу Прегели жила семья ростовщика. Каждый вечер домашние собирались в уютной гостиной у очага чтобы послушать рассказы хозяйки дома – Каролайн о сказочной стране Померании. Как было заведено, жена ростовщика усаживалась посередине широкой удобной лавки в окружении детей. По разные стороны от нее располагались старший сын Генрих и дочь Керстин. Обычно, Генрих сидел, облокотившись о перилку лавки, а Керстин, нежно приобнимала свою мать. Младший сын, Вольфи, садился на пол, вытянув ноги поближе к огню.