Олений заповедник

— Для рекламы? Послушай, да знаешь ли ты, сколько самых успешных браков в нашей области началось с рекламы? Я тебе скажу. Девяносто девять процентов самых успешных браков началось именно так. Подобная реклама все равно что приданое в старые времена. Я знаю тебя, Тедди, ты без вывертов. Я видел уйму твоих фотографий. И я не верю, что вы с Лулу можете смотреть друг на друга как голубки и ничего не чувствовать. Не пытайся сказать мне, что Лулу не влюблена в тебя. У этой девочки душа нараспашку. Говорю тебе, Тедди: Лулу — одна из лучших девчонок, каких я знаю. Она настоящая отличная американка, выкроенная из американского материала. Такая женщина — Божий подарок. Когда я смотрю на фотографию моей матери на этом столе, знаешь, что я ощущаю? Вдохновение. Я ношу ее фото у сердца. И тебе следует делать то же.

Тедди вспотел. Он пригнулся, намереваясь произнести речь, а сказал лишь:

— Мистер Теппис… вы не можете лишить меня права сказать…

— Хватит! — отрезал Теппис. — Я не желаю выслушивать твои соображения. Ты упрямый мальчишка. Почему ты упираешься, хотя знаешь, что говорит тебе сердце? Ты хочешь согласиться со мной. Но у тебя путаница в голове. Тебе нужен такой, как я, человек, который разложил бы все по полочкам.

Тедди твердо произнес:

— Мистер Теппис, вы прекрасно знаете, что я гомосексуалист.

— Я этого не слышал, не слышал! — закричал Теппис.

— Такой уж я есть, — пробормотал Тедди. — Ничего тут не поделаешь. Что есть, то есть.

— Философствуешь? — рявкнул Теппис. — Изволь выслушать меня. Если человек сидит в… дерьме, он что, не соображает, что из этого надо выбираться?

— Мистер Теппис, неужели у вас не хватает сердца, чтобы понять мои чувства?

— Ты самый неблагодарный парень, какого я знаю. Ты вынуждаешь меня не спать ночами. Ты что, считаешь, секс — это главное в мире? Я уже забыл, что ты сказал, понял? Я не хочу иметь это на своей совести. Так что знай. Я тебя выдворю из кино.

— Позвольте мне сказать…

— Лулу — вот что ты должен сказать. Я знаю, что происходит. Ты — трус. Ты обижен на общество. А должен был бы его любить за все то, что общество сделало для тебя. Я вот люблю общество. Я его уважаю. Тедди, ты мальчик больной, но мы с тобой вместе можем зализать рану. — Теппис поднял в воздух сжатый кулак. — Я не хочу подвергать тебя преследованию, но я еще никогда в жизни не слышал ничего более извращенного. — Загудел зуммер. — Хорошо, хорошо, — сказал Теппис по внутреннему телефону, — скажи визитеру, чтоб подождал. Я через минуту приму его.

— Мистер Теппис, — сказал Тедди, — мне очень жаль. Возможно, мне и хочется иметь детей, но я никогда не вступал в сношения с женщиной.

Теппис отключил внутренний телефон и несколько секунд смотрел на Тедди Поупа.

— Тедди, мы с тобой долго говорили, — сказал он. — И я хочу, чтобы ты обещал мне, что не станешь принимать решение, пока лично не сумеешь потрахать красивую сексуальную девчонку вроде Лулу. Мне надо при этом присутствовать, чтобы помочь тебе? Говорю тебе: ты осилишь. Это все, о чем я прошу тебя, Тедди: не принимай решения. Не спеши. Договорились?

Поуп устало пожал плечами.

— Молодец! Вот это Тедди Поуп. — Теппис проводил его до дверей. — Так что, Тедди, никто тебя ни к чему не принуждает. Если бы ты сказал сейчас «да», я все равно сказал бы тебе: «Тедди, не спеши». А теперь может кто-либо утверждать, что я тебя на что-то толкаю?

— Да кто посмел бы?

— Правильно. Я никого не принуждаю. Никогда. Я все обсуждаю с людьми. Когда-нибудь, Тедди, ты еще скажешь: «Да благословит тебя Бог, Г.Т.».

Как только Тедди вышел, Теппис включил переговорник.

— Все в порядке, впускай Лулу, — сказал он.

Он стоял у двери, когда вошла Лулу, и, удержав актрису на расстоянии вытянутой руки, внимательно ее оглядел.

— Я просто не в состоянии описать удовольствие, какое я испытываю, видя тебя в моем кабинете, ты осветила его своим присутствием, — сказал он ей. — Лапочка, мне сразу стало легче — ты заставляешь меня забыть обо всех делах, которые громоздятся на этом столе, а их тысяча. — Теперь он взял ее за руки. — Как я люблю, когда такая девчоночка вносит в эту комнату солнечный свет.

По всей вероятности, Лулу выглядела в этот день семнадцатилетней.

— Я тоже люблю вас, мистер Т., — сказала она своим хриплым тоненьким голоском.

— Я это знаю. Все мои звезды так говорят. Но я знаю, что ты говоришь откровенно. — Он подвел ее к креслу, в котором сидел Тедди, и, достав из ящика итальянского стола бутылку виски, бросил несколько кубиков льда в стакан.

— О, мистер Т., я сейчас не пью, — сказала Лулу.

— Глупости. Я ведь тебя знаю. Лапочка, ты меня не уважаешь. Ты считаешь, что можешь обкрутить меня вокруг своего мизинчика, — задушевно произнес он. — Так вот: у меня для тебя новость. На свете нет такого мужчины, которого ты не могла бы обкрутить вокруг пальца. Но я тебя понимаю, лапочка, я без ума от тебя. Я не хочу, чтобы ты считала, что должна пить за моей спиной.

— По-моему, вы единственный мужчина, который понимает меня, Г.Т., — сказала Лулу.