Олений заповедник

— Знаешь, — сказал Муншин, — я вижу способ сделать так, чтобы эта вещь имела успех. Нужна ручка, чтоб ее раскрутить, только и всего. — Одна из толстых рук Колли взмыла в воздух. — Дай мне немножко об этом подумать. — Но Колли любил думать вслух. — Айтел, я нашел, — сказал он. — Решение просто. Для этой картины нужен пролог. Пусть твой герой появится в качестве священника.

— Священника?

— Ты не заставил свою головку работать. Священник снимает тебя с крючка. Меня удивляет, что ты сам об этом не подумал. — И Колли быстро заговорил: развитие сюжета раздражало его мозг продюсера, дергало его, как пальцы кукольника. В начале герой Айтела должен учиться на священника. Он должен быть полноценной личностью, заявил Муншин; у него есть все: обаяние, ум, умение держаться — все, кроме главного; малый слишком самоуверен, — сказал Муншин. — Я вижу жуткую сцену, когда директор, или главный монах, или как их там зовут в школе для подготовки священников, этакий мудрый старомодный ирландец вызывает Фредди, — у Муншина была привычка, рассказывая сюжет, называть героя Фредди, — и говорит малому, что так не пойдет, он считает, что Фредди не годится для священника, пока что не годится. В образовательном плане, говорит он, парень вполне готов. У него самые высокие оценки по истории Церкви, по святой воде, по распоряжению вином, у него «пять» с плюсом по психологии вероисповедания, но по духу своему он не священник. «Иди в мир, сын мой, и научись смирению», — говорит старик священник. Теперь ты видишь такой фильм?

Айтел видел. Слушать дальше не было нужды.

— Теперь встанем на место Фредди, — сказал Муншин с удовлетворением человека, переваривающего хороший обед. — Если тебе нужно оправдать поведение Фредди, можешь изобразить старика священника этаким отцом. Малый воспринимает его совет как изгнание из священнической среды. Он озлобляется. Считает, что его невзлюбили. Как же он поступает? Он уходит из церковной школы и тем или иным путем — мы это придумаем — попадает на телевидение, озлобленный мальчик из тех, что отыгрывают столкновения. В то же время мы можем намекнуть, что он чувствует себя виноватым, кормя людей такими помоями. Карьера же его со скоростью ракеты идет вверх. — Муншин помолчал и выразительно вытянул вперед руки. — Ты создашь его как человека, вырвавшегося из заключения, а потом повернешь переключатель. Что-то происходит, отчего он становится смиренным. Не знаю, что мы придумаем, но сейчас я даже не думал бы об этом. Что-то связанное с распятием или крестом. Покажешь на экране что-то христианское, и кого будет интересовать мотивация? Зритель это проглотит. Как только у Фредди начинается загул, мы можем устроить ему Wanderjahr[8] — он будет, спотыкаясь, бродить среди оборвышей со слезами на глазах, уйму всего будет делать и просто любить всех вокруг. Говорю тебе: ребята в кино даже перестанут грызть свою кукурузу. Поразмысли о том, что я тебе говорю. Мне даже не надо ничего придумывать. В конце… Не обязательно, чтобы Фредди умирал в канаве, — сказал Колли, — он может вернуться в семинарию, и его примут. Жизнеутверждающий конец. — Что-нибудь вроде хора ангелов в глубине. Только без дерьма. — Муншин так возбудился, что не мог сидеть на месте. — Эта история влезла мне в печенки, — сказал он, меряя шагами комнату. — Я сегодня не смогу заснуть.

Айтел рассмеялся.

— Колли, ты гений.

— Я серьезно, Айтел, мы должны снять такую картину. Г.Т это понравится.

— Я не смогу ее снять.

— Конечно, сможешь.

— Я не сторонник Церкви, — сказал Айтел.

— Ты не сторонник Церкви? Детка, я рос в трущобах и был маленький хулиган и всегда плевал, когда проходил мимо церкви. И как это повлияло на то, что мы делаем?

— Ну, во-первых, ты знаешь и я знаю, что Церковь, возможно, имеет некоторое отношение к этим комиссиям по расследованию антиамериканской деятельности.

— Если бы церковники этим не заинтересовались, заинтересовался бы кто-нибудь другой. Чарли, я всю жизнь был либералом, но, ради всего святого, не приплетай сюда политику.

— Давай перестанем говорить о сценарии, — сказал Айтел, — на сегодняшний вечер.

— На сегодня прекратим. Ладно. Но ты подумай о том, что я тебе говорил, Чарли. Клянусь, я хочу делать с тобой такую картину. Эта вещь — золотая жила. — Он похлопал Айтела по плечу. — Ты сам не понимаешь, что у тебя в загашнике, — уже уходя, повторил Муншин.

Айтел так и не узнал, спал ли в ту ночь Колли, а сам он, уж конечно, не спал. Все, казалось, перевернулось с ног на голову. Профессионал в Айтеле жаждал построить сценарий по-новому: сюжет был идеален для денежной картины, он был так великолепно фальшив. Профессионалы процветали на блистательной бессовестности, и Колли снова дал ему это вкусить.