Ольф. Книга первая

Не успел. Воришка вывернулся и бросился наутек. Шпана толпой рванула за ним. Мелкие быстро отстали, но остальные резво сокращали дистанцию, а главарь уже настигал отчаянно лавировавшего беглеца. После небольшой погони парнишка понял, что уйти не получится. Он решительно остановился и обернулся.

– Ольф?! – В глазах Челесты я прочитал почти такое же отчаяние, как у мальчишки.

Я схватил старый лук, оказавшийся чуть ближе нового, второй рукой не глядя потянулся за колчаном – глаза следили за улицей. В момент, когда метрах в пяти от жертвы здоровяк замедлил ход, стрела ударила ему под ноги.

Остолбенели оба. Головы завертелись, словно флюгеры во время смерча. Затем главарь попробовал осторожно переступить стрелу. В тот же миг рядом воткнулась вторая. Почти в ногу.

Оба вновь стали озираться в поисках невидимого стрелка.

– Отдай, – прошипел я, приоткрыв проем и сдирая сумку с плеч мальчишки.

Взамен в испуганно вздернутые руки упали лук и стрела.

Оглядывавший крыши и окна малолетний главарь резко оглянулся на движение, вскрикнул и побежал назад. В ужасе. Продолжая что-то кричать.

Беглец бессмысленно улыбался, сжимая лук и оседая на подогнувшихся ногах. Улыбалась Челеста. Улыбнулся и я, подняв перед собой сумку, оказавшуюся почти невесомой.

– Надо вернуть.

Немало покружив, мы нашли место, где произошла кража, но машины у магазина уже не было.

Челеста потянулась к сумке, деловито вжикнула молнией, и мы синхронно заглянули, чуть не встретившись лбами.

Сумка оказалась под завязку набита застежками-молниями. Разными. Короткими, длинными и очень длинными. И все. Понятно разочарование мальчишки. У Челесты была почти такая же реакция. Я переместил сумку в кладовку – авось, сгодится на что-нибудь, выбросить всегда успеем.

Когда подлетали к месту назначения, уже издали Челеста ужаснулась:

– Пирамиди?! Ди нуово?!*

*(Пирамиды? Опять?)

Что-то я не разобрал интонации. Появилось странное ощущение, что ей больше не хочется воплощать мечту. Но как такое возможно?

– Ну-у… – протянул я. – Да. Тоже своего рода пирамиды. С другими пирамидками по бокам. А вообще – храмовый комплекс. Точнее, три комплекса.

Под нами проплывала вереница храмов, их красиво подсвечивали разноцветные лучи, и окружали ухоженные газоны.

– По древней легенде, бог луны тайно полюбил земную женщину, затем их дети основали династию, а потомки построили эти храмы, чтоб искупить грех праматери.

Жаль, девушка не поняла ни слова. Но слушала так воодушевленно, что хотелось рассказывать бесконечно. Наверное, в ее глазах я был таким же богом луны. «Бог луны тайно полюбил земную женщину, затем их дети основали династию, а потомки построили эти храмы, чтоб искупить грех праматери…» Звучит божественно. И с намеком. Для меня. А не было ли у бога луны невидимой летающей колесницы?!

Вокруг храмов бродили туристы, фотографировали и фотографировались на фоне. Кто-то горячо обсуждал и показывал пальцем, кто-то старательно отворачивался от чего-то неприятного.

– Который сложен из гранитных блоков – это самый древний.

Челеста приникла к теплому подобию стекла и, следя за моим пальцем, кивала, будто что-то понимала.

– Он посвящен богине Кали, – продолжил я рассказ о храме и вообще о месте, куда привез спутницу. – А самый большой, с аркой, полной застывших в камне небесных существ, посвящен Шиве. Следующий храм – богу солнца Сурье, вон и сам Сурья, на колеснице с семью конями.

Плечо ощущало плечо Челесты. Мы стояли рядом, глаза смотрели в одну сторону. Кажется, мы снова подружились. Сейчас проверим, насколько можно доверять друг другу. Итак, испытание смущением.

– А это – Деви Джагдамба.

Когда мы приблизились к храму, где многие отворачивались, и куда детей вообще старались не подпускать, Челеста тоже конфузливо опустила глазки. Ненадолго.

Я с некоторым злорадством наблюдал, как она пытается помирить в душе застенчивость с любознательностью. Точнее, дикое любопытство с природным стыдом. Известные всему миру храмовые скульптуры сочетались между собой по одному и группами, с людьми и животными, всеми возможными способами. Да уж, чужая религия – потемки.

Периодически девушка нервно косилась на меня, но продолжала рассматривать подробности со все возрастающим вниманием. Не выдержав моего разглядывания, она выстрелила длинной фразой:

– Си, иль мио куоре е джа оккупато ма нон о пердуто иль густо делла вита. Тутто ми интэрэссо.*

*(Да, мое сердце занято, но я не потеряла вкус к жизни. Мне все интересно)

– Насчет пердуто сильно сказано, – кивнул я. – Респект. Тоже считаю, что здесь с этим перебор. Си, Челеста, пердуто слишком густо для святого места.

Смуглое личико обернулось, губки улыбнулись нелепым попыткам общения на ее языке. Поддерживая беседу, девушка сообщила:

– Комэ квелли нон о май висто. Костуми либери.*

*(Такого я никогда не видела. Вольные нравы (в презрительном контексте))