Ольф. Книга первая

Владлен Олегович отошел к окну и, едва мы остались наедине, тихо сказал:

– Вижу, не понимаешь моих мотивов. Я любовался Ниной, которая делала то, что немыслимо в любой другой семье – в семье, запертой на ключ печати в паспорте. В тех семьях после торжественной церемонии начинаются ритуальные шаманские танцы вокруг костра сжигания свободы. С милостивого разрешения государства типичные новоБРАЧНЫЕ свою любовь холят и лелеют в специальном ящичке, который выдвигается с каждым разом все реже и реже, и куда ни под каким предлогом не допускаются чужие. Даже взгляды. Даже мысли. Потому что секретный ящичек от неправильных мыслей ржавеет и, в конце концов, ломается. Со временем, когда ящик уже на грани или так рассохся и разболтался, что содержимое течет через щели по всем соседским этажам, люди вдруг понимают, что перегородки, которые их так долго сдерживали – миф! Ненужный, хрупкий, ломкий, противный… Тогда тако-ое начинается… Потому вопрос: зачем люди прячут то, чем могут гордиться, и почему чем крепче заколочен ящик – тем больше шансов, что кто-то из хозяев вызовет МЧС и с посторонней помощью разнесет его вдребезги? – Владлен Олегович остановился, внимательно глянув – слежу ли я за ходом мысли. – Ведь умелые спасатели всегда наготове. Невидимые, но оттого не менее реальные, они только и ждут подобного звоночка. И знают профессионально, как открываются ларчики.

– Вы просто боитесь, что ее уведут! – вдруг дошло до меня.

Владлен Олегович уже открыл рот возразить… но передумал. Поморщился. Нехотя поправил:

– Не уведут, а соблазнят. Новизной. Или юностью. Лучше уж то и другое ей предложу я.

– Но она вас так любит…

– Тем не менее, – отсек он. – Как раз потому, что я ее тоже люблю.

– А ревность?

Я думал, что нашел слабое звено в нелогичной (для меня) схеме. Для собеседника все было нормально, он странно усмехнулся.

– Ревность. Хм. Дети вот тоже ревниво относятся к своим игрушкам. Пока те не надоедят. Пойми, в ревности больше себялюбия, чем любви. Ревнующий думает о себе, о своих «поруганных» чувствах, о своей боли и своем мучительном страдании. Желания и мысли «любимого» человека для него – пустой звук, который только мешает.

Прикрыв глаза, Владлен Олегович выставил руку, требуя молчания.

– «Кого окружает пламя ревности, тот подобно скорпиону обращает отравленное жало на самого себя. Самым опасным врагом, которого ты можешь встретить, будешь всегда ты сам; ты сам подстерегаешь себя в пещерах и лесах», – процитировал он кого-то.

Заворочался ключ. В прихожую вошла Нина – глаза сверкали, лицо раскраснелось, будто она бежала.

– Стоят. – Она нервно махнула рукой назад, на лестницу. – Двое в подъезде, между этажей, и несколько на улице.

– И две машины, – присовокупил муж. – Незаметно не выйдешь.

– А на крышу? – глупо, с их точки зрения, поинтересовался я.

– Зачем?

– У меня есть парашют-невидимка.

– А-а, ну коли так… – улыбнувшись моей якобы шутке, Владлен Олегович кивнул жене: – К Фаине Львовне не поздно, скажем, за солью?

– У бабушки бессонница, только рада будет.

Нина вновь ушла. Ненадолго.

– Там какой-то хмырь в кожанке, – последовал ее доклад по возвращении с последнего этажа. – Прямо на площадке. Едва не съел меня взглядом.

– Утро вечера мудренее. Нин, постели нашему гостю на кухне. – Владлен Олегович стал отодвигать стол, мешавший расположению моего будущего ложа.

– На полу? – Длинные ресницы жены взметнулись.

– А где? Молодой, здоровый. Не простудится.

– Конечно, – закивал я. – Спасибо большое. Я и так вас стесняю…

Получилось тесно, но всяко лучше, чем в лесной землянке. Когда все разошлись и улеглись, заснуть долго не удавалось – мешала страстная возня в спальне. Кажется, жена ожесточенно благодарила мужа за необыкновенный подарок.

Время – далеко за полночь. К Полине не смог, балбес, из-за своего легкомыслия. И Челеста волнуется. Сам себя в капкан засадил. Имеется ли вероятность, что впредь буду умнее? Вопрос номер два: наступит ли упомянутое «впредь»?

В спальне установилась долгожданная тишина. Минут через пять раскатистый храп сотряс стены. Вот ведь, хрен редьки не слаще.

Послышались тихие шаги. Стараясь не выдать себя, я чуточку приоткрыл глаза.

В сторону туалета проскользнуло искушающее привидение, одетое в одну только полупрозрачную комбинашку. Проскользнуло не останавливаясь, прикрывшись согнутым локтем. На «спящего» меня метнулся быстрый взгляд.

В мерцающей ночи нельзя было увидеть больше, нежели просто позу, но я машинально зажмурился – инстинктивно, как школьник, которого застигли за подглядыванием в женскую душевую.

Чувствительный удар по глазам заставил их непроизвольно распахнуться: включив свет, Нина открыла и быстро закрыла дверь туалета. Кто-то красиво сказал, что ночь придает блеск звездам и женщинам. Правильно сказано. Особенно насчет последнего. Пробуя отвлечься, я собрал волю в кулак и изо всех сил не смотрел, как затем женщина перешла в ванную, еще раз устроив маленькую провокационную иллюминацию.

Через минуту водные процедуры закончились. Прошуршавшая по стенке рука нащупала кнопку. Свет погас. Шаги удалились.