Ольф. Книга третья

Надо отвлечься, иначе неизвестно, чем кончится дело. Что только не лезет в голову, когда в соседней кровати лежит не осознающее, что с ним творят, безвольное женское тело.

На открытом ноутбуке вспыхнул новорожденный текстовый файл – пустой, как межзвездный вакуум, и светлый, как мои надежды на счастье. Возникло заглавие: «Любить – значит, верить». Это будет рассказ. Про чужую жизнь. Другие люди будут решать свои проблемы.

Я еще не писал рассказов. Оказалось, это очень просто. Нужно представить других людей, влезть в их шкуру и описать, что они чувствуют, когда жизнь возьмет за жабры.

Спать я лег после того, как шторы осветились первыми рассветными лучами.

***

В едва разлепившиеся после бессонной ночи глаза бил яркий свет, солнце стояло почти в зените. За дверью было слышно, как Маша ходила то в ванную, то на кухню. Вставать не хотелось. Я потянулся к ноутбуку. По пути рука задела и потянула за собой зарядное устройство, оно грохнулось на пол. Пришлось вставать и класть его на место. По звукам Маша догадалась, что я проснулся.

– Алик, не спишь?

С той стороны двери послышались шаги, они приближались. Я еще не одевался, поэтому прыгнул обратно в кровать и натянул одеяло по горло.

– Не заперто.

Маша вошла. Для посещения комнаты одиноко живущего парня ее одежда не предназначалась, но футболка и трусики давно стали домашней одеждой. В конце концов, не наряжаться же как на свадьбу, чтобы на минутку заглянуть к соседу по общей квартире?

Первый раз в жизни Маша вошла в мою комнату. Во всяком случае, в прошлом ни одного такого факта не припоминалось. Дверь в мою спальню почти никогда не закрывалась, но Маша и я строго придерживались границ личного пространства. Жаль, что так же не получалось с ванной и туалетом. Но к последнему быстро привыкаешь, былая нетерпимость уступила место периодическому недовольству, а иногда мне даже нравилось наблюдать за Машей сквозь полупрозрачную занавеску.

Войдя ко мне, Маша по сторонам не глядела, ее лицо опустилось, сцепленные пальцы теребили друг друга. Так выглядит человек, который признает за собой вину. Все же я поступил правильно, не оставив Машу на диване. Она бы, конечно, утром почувствовала себя свиньей, но я-то – тоже! Приятно, когда и совесть чиста, и впечатлений много, о которых, к сожалению и к счастью, никому не расскажешь.

– Прости, вчера я сорвалась. Эта сволочь укатила за границу, а меня поставила перед фактом, задним числом. О том, что на месяц уезжает с благоверной на отдых, Юра сообщил мне эсэмэской!

Меня такой поворот сюжета ничем не трогал, событие было из разряда ожидаемых. У человека есть жена, супруги должны отдыхать вместе. Конечно, тот факт, что Юра сообщил о поездке не напрямую, говорил не в его пользу, плохие вести нужно сообщать лично или хотя бы по телефону, чтобы услышать собеседника или, по крайней мере, дать ему выговориться.

Маша вспомнила еще кое о чем.

– Кстати, спасибо. Тебе, наверное, было неприятно.

Она права, мне было очень неприятно, кроме некоторых моментов, о которых упоминать не стоило.

Я сказал то, что не давало спать:

– На тебе не было нижнего белья.

– Я потеряла трусики в клубе, размахивала ими на барной стойке и кинула в кого-то. Постой, ты боишься, что меня… Алик, со мной ничего не случилось. Когда я поняла, что сама обратно не дойду, я написала боссу, а он у нас человек понимающий, проблемы персонала – его проблемы. Домой меня доставил Валера, телохранитель босса.

В кино есть штамп: при боссе-задохлике обязательно присутствует громила-телохранитель. Со стороны смотрится смешно и вызывает к жизни анекдоты, где здоровяк-шеф берет мелких телохранителей, чтобы наемные убийцы принимали тех за главную цель. Я спросил:

– Твой босс, случайно, не маленького роста?

– Ты знаешь Константина Георгиевича?

– Не приходилось, но теперь знаю, что у него хорошо не только с отзывчивостью, но и с самоиронией.

– Можно взять твой ремень на минутку?

– Пожалуйста. В шкафу.

Маша вытащила из висевших на вешалке джинсов мой кожаный ремень, свернула пополам, оставив пряжку и второй конец в руке, и протянула мне на открытых ладонях словно рыцарский меч:

– Накажи меня так, чтобы ни встать, ни сесть, и чтобы потом икалось. – Она развернулась и уперлась ладонями в шкаф. – Чтобы при мысли о выпивке первым вспоминался ремень и его последствия. Не хочу больше пить. Брошу. Вообще.

Я пару секунд глядел на ремень в руках, после чего отбросил его, как нечто ядовитое.

– Решение должно созреть и закрепиться здесь. – Я постучал себя по лбу. Маша обернулась на звук, я продолжил: – Решила не пить – не пей. Не представляешь, насколько это поднимет тебя в моих глазах. Еще ночью мне казалось, что тебе ничего не поможет, а сейчас вижу перед собой другого человека. Я горжусь тобой.

Последнее было неправдой. Ничего, кроме презрения, поведение Маши во мне не вызывало, но говорить об этом вслух нельзя. Сейчас решение принято правильное, и Машу надо поддержать. Пресловутая «ложь во спасение».