Ольф. Книга вторая

Я отчаялся. Девушка на все взирала безучастно и отстраненно, видела как в первый раз. Если восторгалась, то как малое дитя. В перелетах сидела или лежала рядом, прижимаясь, не смущаясь меня, не стыдясь за себя. От бесстыдной детскости было не по себе. От исчезнувшей взрослости стало невмоготу. Однажды ночью я решился на крайнюю меру. Челеста лежала рядом на животе — безмятежная, полностью довольная жизнью. Она глядела десятый, если не сотый, сон, а ко мне никак не мог прийти первый. Нежная щечка расплющилась о тыльную сторону ладони, кудряшки разметались, вдоль кровати струилась до боли знакомая каждой выпуклостью ладная фигурка. О том, что было между нами, девушка не помнит, как обо всем, что связано со взрослой жизнью. Вдруг инстинкты сработают, и сонные желания тела пробудят уснувший разум?

Я приподнялся.

— Челеста, ты спишь?

Мертвым сном. Ни отклика, ни вздоха. Губки неслышно шептали что-то, словно разговаривая с собой, под закрытыми веками разворачивалась какая-то своя, неизвестная мне жизнь. И внутренний полководец взметнул флагом: «Вперед!» Передвижные башни окружили объект готовящегося прорыва, десятка чутких разведчиков исследовала входы-выходы в бастионах противника. Нападения никто не ждал. Таран примерился к удару в ворота.

Челеста! Милая, родная, любимая. Ну пожалуйста, ведь мужчины не плачут, даже если со стороны это не так, проснись, Челеста, что тебе стоит?!

Она дремотно повозилась подо мной, не понимая происходящего.

— Ке ту фай?*

*(Что ты делаешь?)

Девушка недовольно взбрыкнула.

Я попытался продолжать наступление, но руки уже не справлялись с очнувшимся противником. Свернутое набок личико окрысилось:

— Ста, э змэттила, рагаццо каттиво!*

*(Перестань, прекрати же, скверный мальчишка!)

Меня едва не снесло мощным вывертом тела… которое вдруг ослабло и безвольно грохнулось обратно. Корабль среагировал на угрозу.

— Бэ, коза че?*

*(Ой, что это?)

Я как можно резче отвернулся.

Полное фиаско. А на следующий день — новая напасть:

— Челеста муорэ!*

*(Челеста умирает!)

— Что случилось? Кровь? Э-э… как бы объяснить. Это нормально для девочек твоего возраста.

Боже, что за наказание. Или это именно наказание?

Я ухаживал за девушкой еще несколько суток. Показывал новые места. Вновь и вновь возил по старым.

Прогресс отсутствовал. Стало окончательно ясно — необходимо профессиональное вмешательство.

Город Рим не произвел на коренную обитательницу никакого впечатления. Равнодушный взгляд скользнул по громадам Колизея, Ватикана и древней круглой штуки рядом с Ватиканом, не знаю названия того замка. Гигантский кальмар вокзала, Испанская лестница и знаменитый фонтан не пробудили ни грана узнавания. Вместо этого ее глаза скосились на более интересное, пальцы с интересом занялись завитками внизу живота.

На этот раз я был непреклонен — скрутил, впихнул в нижнее белье, затем столь же насильно одел брыкавшееся создание в заштопанное красное платье и туфли. От получившегося наивного образа гламурные фотографы сошли бы с ума. Небесное создание, девушка с глазами ребенка. Мечта обложек.

Мечта останется мечтой. Чмокнув на прощание, от чего она недовольно увернулась, я высадил Челесту на закрытой территории больницы с красным крестом и надписью «Оспедале».

В голове стоял туман. И в глазах.

Глава 5

Нет такого понятия, как «неплохой человек». Ни рыба, ни мясо — это соя или другой заменитель, нечто похожее на настоящее, но не настоящее. Неплохой — ни плохой, ни хороший. Никакой. Не способный ни на плохие поступки, ни — к сожалению — на хорошие. Вообще неспособный на поступки. Я прекрасно знал это и еще помнил, что лучше сделать и каяться, чем не сделать и каяться, и относить данное правило исключительно к вещам, за которые не стыдно. Потому я, наверное, хороший человек. В принципе, конечно.

Но хорошему человеку требовались условия для проявления своих качеств. Документы, например, заглянув в которые не отправят в кутузку. Еще — чувство собственного достоинства, подкрепленное незапятнанной репутацией. За это требовалось побороться.

Оставался последний бой. С Задольским. За правду.

За правду, за справедливость, за мир во всем мире — это лучшая война на свете, поскольку оправдывает любую подлость. Как сказал один мальчик, мир — это когда все хорошие поубивают всех плохих.

Я за мир. Но не таким способом. «Не убий». «Не лги». «Не возжелай». Попробую воевать по этим правилам. Я вытащил переданную в ресторане визитку, включенный телефон начал грузиться, сонно помигивали сменявшиеся картинки экрана. Корабль плавно курсировал над троллейбусными проводами центрального проспекта.

— Алло.

— Кто это? — ответил женский голос.

— Оль… Олег. Через Нину. Ты просила позвонить, говорила, что в курсе проблемы и знаешь решение.

Мне показалось, что Анжела уронила трубку. Поочередно донеслись грохот, чертыхание, возня. После небольшой паузы — восклицание:

— Я же просила позвонить сразу! Ладно, что-нибудь придумаем. Ты где сейчас?

— А ты?

— В машине. Скажи куда, я подъеду.

— Скажи, где ты, я подойду.