Я была дикая девочка, необщительная, предпочитала быть в стороне от одноклассников и вообще людей. Наверное, это была мизантропия. Хотя общей ненависти к человечеству я не испытывала, а вот неприязнь или недоверие к человеческому роду, человеческому поведению или человеческой природе присутствовал. А как ему было не присутствовать, если я людей боялась и не знала, чего от них можно для себя ожидать. Такое отношение к людям возникло под влиянием матери. Она вечно мною, да и отцом с братом, была недовольна, всегда мы у неё были во всём виноваты. Я была одинока и неприкаянна. Потому, когда ко мне, одиноко стоящей у окрашенной в зелёный цвет коридорной школьной стены на перемене подошла девочка и спросила:
– А ты так умеешь? – она показала сплетённую из нитки красивую сеточку, растянутую у неё между ладонями.
Я с любопытством посмотрела на сеточку и покачала головой.
– Хочешь, научу? – спросила Оля.
– Научи, – нерешительно ответила я. И Оля ловко распустила сеточку из ниток и снова быстро собрала и показала мне.– На, попробуй.
Я попробовала. Не сразу, но получилось.
– Как тебя зовут? – я ответила, и так мы познакомились.
Это было первого сентября, мы только что пришли в новую школу, получив квартиры в новостройках-пятиэтажках нового жилого района.
Оля была курносая блондинка с двумя косичками и всегда смеющимися небольшими с прищуром голубыми глазами. Похожа она была на отца, но лукавые глаза были мамины. Я тоже была папина дочка, но брюнетка с карими глазами и тоже двумя косичками с атласными чёрными бантиками. Глаза у меня тоже были небольшие, но мне хотелось иметь большие красивые карие глаза. Я стала их раскрывать, как можно шире, на что Оля мне сказала:
– Ты что глаза таращищь?
Я потом посмотрела на себя в зеркало и увидела, что я выгляжу дура дурой с вытаращенными глазами. Хотя мы с Олей были симпатичными девочками. Оля была первой красавицей, ну а я за ней. Всегда так получалось, что я шла в кильватере у Оли и была на вторых ролях. Да я с моим нелюдимым характером и не претендовала на первое место.