Ольга-чаровница и змиев сын (СИ)

Ольга, не сдержавшись фыркнула, но уязвлять в ответ не стала.

— Плохо пришлось? — продолжила охать-ахать-причитать Марфа. — Выглядишь так, словно не спала месяц, а не ела полгода!

— Стерла пятку в кровь, — бросила Ольга, с трудом выпуталась из ее объятий, поморщилась, вздохнула, поискала взглядом хоть пенек, хоть поваленное дерево, хоть что-нибудь, способное принять вес ее тела, не нашла и, стиснув зубы, сильнее оперлась на посох. — Ох, Марфа, да ты чего?!

По щекам красавицы ручьями заструились слезы.

— Ты что? Все ж хорошо теперь…

— Ты уж отошла, думала никто из нас не увидит, — тихо проговорил Свальд. — А Марфе страшно стало, не захотела у костра сидеть, вслед за тобой побежала. Мы остановить не успели. Ну… она и увидала, свою морочицу, которая… ну вела себя так, что… сказать тебе по правде…

— Не нужно, — отмахнулась Ольга. — Как будто я не понимаю.

— Жестко ты с нами, — заметил помрачневший Быстр.

— Не я, — как можно искреннее заверила Ольга. — Такова оборотная сторона морочьей силы: несложно чурбак бездушный взять да придать оному вид человеческий. Двигаться заставить и говорить — сил уже побольше нужно. Мороки, что ходят и говорят, беспрерывно пьют чаровника, их вызвавшего. Вот таким вот… образом и пьют, — проронила она тише, — через побои, словесные издевки, унижения. Очень хорошо, что вы не отправились по моим следам, насмотрелись бы многого. Мороки… — она поискала более подходящее сравнение, но не нашла, — как дети малые и злые, не получающие достаточной теплоты: пытаются утворить все равно что, дабы вызвать уже любые эмоции у родичей. Пусть даже и неприятные. Вот только все дело в том, что накормить морок вдосталь невозможно.

— Оленька, разве ж так можно о чадах малых?! — ужаснулась Марфа, услышав лишь одно из ее объяснений.

Ольга тяжело вздохнула и мысленно махнула рукой.

— Быть сожранной заживо, — сказала она, обращаясь к остальным, — знаете ли, сомнительное удовольствие. Заиметь пару синяков менее опасно и болезненно.

— Тяжелое детство, значит? — поинтересовался, прищурившись, Горн. — Сколь многого мы, оказывается, не знали о тебе Ольга-чаровница, — и расхохотался.

— Сам пошутил, сам же и посмеялся, — проворчала Ольга, а про себя добавила: «А я сумела вызвать сочувствие врага или, скорее, его уверенность в возможности заполучить слугу-чаровника. Не думала, будто змии не лишены сочувствия».

Внутри неприятно кольнуло. Все-таки подлость и хитрость подлостью и хитростью остаются всегда, даже если добро сделать хочешь.

— Я бы так не смогла, Ольга, — заявила Марфа. Да кто б сомневался? — Зато я другое могу. Как прибудем в град стольный…

— Вы прибудете, — уточнила Ольга. — А у меня теперь дорога другая.

Горн кивнул, молча принимая ее решение. Быстр взгляд отвел: не по нутру богатырю было, но прекрасно понимал, что перечить никакого права не имеет. Свальд же продолжил смотреть прямо, словно ничего особенного и не услышал.

— Да как же это?! — всплеснула руками Марфа. — Из родного града да на чужбину!

— Кто сказал, будто я ухожу далече? — удивилась Ольга. — Я в терем пойду матушкин.

Марфа очи округлила, воскликнула непонимаючи:

— Но ты ж там одна-одинешенька будешь!

— И что же с того? — якобы тоже не поняла Ольга.

— А вдруг обидит кто?..

Ольга усмехнулась.

Как будто не прошла она только что длинный путь, непростого ворога одолела и обратно воротилась.

— Ну… да, — наконец, поняла Марфа. — но вдали от людей. Разве ж так жить можно?

— Еще как, — ответила Ольга.

Не было ей пути назад, да и для чего? Не хотела она, едва вырвавшись из клетки на свободу, в нее возвращаться и вновь по людским меркам жить. Ясно, что от Ивана-княжича она отделалась. Ну а как родитель еще за кого сосватать решит?

Нет, не желала Ольга ля себя такой судьбы. Глупости все, будто человек без человека прожить не может. Ей, сколько себя помнила, аккурат одной и легче было, и интереснее, а вот на пирах или каком шумном сборище выть с тоски-скуки хотелось. Не интересовали ее дела людские и их же развлечения.

Однако стоило ли говорить об этом? Ольга решила, что нет. Попрощалась со всеми как уж вышло тепло и отправились путники по дороге, а Ольга углубилась в лесную чащу.

До заветной полянки быстро дошла, свистнула, крикнула, а там и леший подоспел: закрутился на пеньке вихрик маленький, и возник старичок роста малого с бородой до пят, волосами всклокоченными и с цепким живым взглядом.

— Здравствуй, дедушка, — приветствовала его Ольга.

— И тебе здравствовать, красная девица, — ответствовал леший. — Чай, извела супостата окаянного?

Ольга склонила голову.

— Больше он не станет беспокоить ни вас, ни нас.

— Все еще человечкой себя считаешь, как погляжу? — прищурился леший.

— Так по отцу ж она и есть, — сказала Ольга.

— Ну-да, ну-да, — пожевал губами леший и напомнил: — Однако и нашего ты рода-племени: соседского.

— Потому-то ты и помог мне, дедушка.

Леший крякнул, ухнул по-совиному, засвистел по-соловьиному. Лес ему откликнулся: зазвенел листвой и птичьими трелями, ветвями-сучьями замахал. И ведь не было никакого ветра.