— Тогда вот тебе несколько причин на выбор: меня не интересует власть; меня все устраивает; или, быть может, мне не хочется быть черной властительницей и подспудно змиевой шлюхой! — злые слова сорвались с языка сами, если бы Ольга могла, она остановила бы их, но, увы. — Впрочем, в Царьграде, что ни императрица, то распутная девка: народу будет не внове.
Удивительно, но Горан не оскорбился, а лишь рассмеялся.
— Я дам слово, что ничего тебе не сделаю, если ты вернешь мне свободу. Пока… сама не попросишь.
— А за своих подданных, родичей, потомков или кто там еще у тебя есть? Тоже поклянешься?
Он замолчал, подарив ей несколько минут вожделенной тишины. Тишины, во время которой можно было бы подойти к окну, посмотреть на лес, небо и облака и ни о чем не думать.
— Ты — чаровница, — все же произнес он, — и знаешь, как никто: за других обещать не следует.
Ольга кивнула, развеяла бокал, вызвала вместо него кувшин, и вернулась на лавку, устроившись, скрестив ноги.
— Вот именно, Горан. Потому все останется, как есть.
— Напиваться пред боем — последнее дело, — проворчал он.
— Не в случае, когда в кувшине квас смешан с укрепляющим зельем.
— Тогда пей, — разрешил Горан. Ольга представила, как он пожимает плечами. — Не поможет, но хотя бы не навредит. Возможно, даже придаст тебе благоразумия.
— Хорошо бы, — согласилась она и сделала большой глоток прямо из горлышка. — Только благоразумие оберегает меня от величайшей глупости: отпустить тебя немедленно. Я действительно раскаиваюсь в том, что совершила, и радуюсь твоей скорой свободе.
— Зачем ты строишь из себя заморского рыцаря с кодексом вместо мозгов?! — взревел Горан.
— Я предпочту отправиться по звездной дороге, нежели поменяться с тобой местами, — Горан хотел возразить, но позволять делать это не входило в ее планы. Каков смысл раз за разом возвращаться к одному и тому же? — Посох развеется в пыль в тот самый миг, когда сердце его хозяина остановится. Завтра ты будешь свободен от меня, а я сумею избежать твоего гнева.
Глава 4. Горан
Солнце светило с ясного умытого неба, проникало через распахнутые настежь ставни и падало на навершие посоха. Горан терпеть не мог находиться на солнцепеке, он предпочитал тень, однако грани самоцвета рассеивали внешний свет, делая его почти приятным, теплым. Вероятно, если бы не поединок, в исходе которого он был очень заинтересован, Горан свернулся клубком и задремал. И без этого не спал ночь, размышляя и придумывая, как беду в свою пользу обернуть. Не только в свою лишь, но и Ольги, пусть и не верящей его слову.
«Все равно будет по-моему», — решил Горан, тронул когтем едва заметную трещинку на грани узилища — раз, другой, третий — и не без удовольствия осклабился. Пока чары держали камень цельным, но уже то, что он сумел увеличить трещину, вселяло надежду.
Яхонт был не без изъянов, однако определить это не сумел бы и самый лучший камневед. Самоцвет не терял своих чаровнических свойств. Чтобы разглядеть трещину, следовало поместить кого-нибудь внутрь него и, разумеется, никто этого не сделал. До Горана. Потому-то он и был спокоен, уверенный в скором освобождении. Шесть лет — не тот срок, по которому стоит сходить с ума, даже помня о своем дворце и обязанностях беречь ворота, отделявшие Навь от Яви. А кроме того, вряд ли у Горана получилось бы узнать этот мир и свою чаровницу, оставайся он на свободе. Учиться Горан любил, еще больше — запоминать и слушать.
«Скоро я вырвусь на свободу и тогда… — мечты, уже было захватившие его, пресекла мысль острая, будто лезвие каменного ножа, изготовленного лучшими мастерами Восходных гор: — Только бы Ольга дожила до этого момента».
Тринадцатый поединок начался час назад, но пока не происходило ничего особенного. Горан привык за предыдущие двенадцать раз.
Поединки чаровников проходили на расстоянии и потому казались совершенно незрелищными для тех, кто находился близ участников. Какой-нибудь пастух, погнавший стадо на вершину холма, наверняка был свидетелем превосходного зрелища, полного всполохов небесных огней, разноцветных молний, бьющих друг в друга, и схваток чаротворных чудовищ. Горан же мог лишь наблюдать за своей чаровницей. Ольга то ходила по светлице, то застывала на половине движения, то садилась на лавку, подоткнув под себя ногу, но долго на ней не задерживалась. Временами она водила руками, один раз схватила в кулак невидимую муху и подула на нее. Когда она разжала пальцы, вся светлица озарилась багряным сиянием.
Внизу что-то грохнуло, раздался звон разбитого стекла. Горан встрепенулся. Его слух был тоньше человеческого. Ольга казалась слишком поглощена чаровнической схваткой и не замечала ничего вокруг, терем же пока не умел предупреждать хозяйку о вторжении. Вот пройдет несколько лет…
Горан мотнул головой, выкидывая ненужные сейчас мысли.