Ольга-чаровница и змиев сын (СИ)

Вместо ответа она обняла его за шею и притянула в долгий, страстный поцелуй. Вопросы остались, шевельнулось даже неудовольствие, но все это могло подождать и казалось мелочью в сравнении с огромным облегчением. Горан и не подозревал, что соскучился настолько, к тому же он знал: вскоре все прекратится и очень надеялся оставить о себе хотя бы немного доброй памяти. Лишь два слова отделяли его от бездонной пропасти, но их придется произнести.

«Ты свободна», — и все.

Родство с Моревной. Условие, поставленное Кощеем. Его же рассуждения по поводу свободы и неволи. Горан долго думал и снова подозревать начал, что Кощей лукавил, с ним говоря. О нет, он действительно в волю верил, да только Ольгу для себя освобождал. Всякому известна его вражда с Моревной. Иные немногие подозревают, что дело не в одной ней. А кто поглупей и понеосторожней прямо заявить может: сильнейшая любовь умеет полыхать ненавистью. Особенно если вечная. А тут Ольга: очень похожая, сильная и при этом человечная.

Все ведь так просто: дай свободу понравившейся чаровнице, и можешь забирать себе. Ни один чаровник еще не устоял перед искушением заглянуть за полог извечной тайны. И можно сколь угодно питать глупые надежды, будто Ольга согласится остаться рядом по доброй воле — Горан не верил в них. Вначале он хотел предложить, но, хорошенько поразмыслив, испугался отказа.

Кому будет лучше, если он вспылит, а Ольге придется защищаться? От него! Уж точно не самому Горану. Но гораздо хуже будет, если он выйдет из себя, а Ольга вовремя не засветит ему промеж глаз огненным шаром для острастки. Ведь он и перекинуться способен.

Нет, ничего Горан не предложит. Просто скажет, что чаровница расплатилась с ним полностью и ничего не должна больше. И может уходить, куда пожелает. Да, несомненно, это было лучшее решение из возможных.

Ольга подняла на него чуть затуманенный взгляд и нахмурилась.

— Что-то случилось, Горан?..

Он зажмурился и замотал головой, давя в себе ростки сожалений и боли. Нехорошо, если сейчас скажет — нечестно. Потому, когда он открыл глаза вновь, на губах играла восхищенная улыбка. Горан не умел лгать, но этого и не требовалось: он действительно восхищался своей человечкой, радовался ее близости и отзывчивости, а на звездный купол он потом повоет — в одиночестве.

— Моя замечательная чаровница… — прошептал Горан, а потом обнял, сильнее привлек к себе, жарче поцеловал.

Вечность ли прошла, мгновение ли — он не понял. Однако она отстранилась, окинула взором вокруг и удивленно молвила:

— Ты все время был со мной?

— Только потому не сравнял хрустальные горы и не придушил одну скользкую холодную гадину, — хмыкнул Горан. — Ничего, это только пока.

Отомстить Снежену он решил все равно. Пусть Ольги и не будет рядом, но именно по вине инеистой дряни пришлось согласиться на условия Кощея. Не знал бы Горан, что тот к Грезе ближе, решил бы, будто сговорились.

— Незачем уничтожать такую красоту.

Горан нахмурился, не сразу сообразив, что речь о горах, а вовсе не о Снежене.

— Я должна рассказать тебе многое. Даже слишком.

— Хорошо, — сказал он, будто не слыша, — хрусталь не трону.

— И хозяина тоже, — потребовала Ольга.

Горан отодвинулся, а затем и вовсе встал. В сердце словно вошла раскаленная игла и тотчас заледенела. Он согласился отпустить Ольгу, мог смириться с ее ученичеством в кощеевом замке, в конце концов, там Ворон присмотрит, но точно не хотел, чтобы она ушла к ледяной гадине! Неужели они там спелись, в этом мороке на двоих, а вернулась чаровница только… из-за уговора?! Да будь он проклят, договор этот!

— Объяснись, — потребовал он. — Конечно, похитили тебя, потому только ты имеешь право карать или миловать. Но напоминаю: именно ты мне помогала, за твое благополучие…

— Стой! — оборвала его Ольга на полуслове. — Что значит помогала? Я-то объяснить могу, как выбралась: сумела распознать морок, первой в гонке на ледяных санях пришла, получив свободу, к тому же Снежен теперь мне немного задолжал. И крал не для себя: выполнял последний долг умиравшего перед своей родительницей. Моей, к слову, тоже… но о том после. Снежен — брат мне по матери. Потому в немедленном удушении, завязывании его узлом в облике змиином и всем таком-прочем я не заинтересована.

Выпалила она на едином дыхании, Горан почти и не понял ничего, лишь клацнул зубами с досады.

— Значит, ты всех победила, силу преумножила, родичей нынче — вся Навь? — поинтересовался он. — Есть кому вступиться?

Ольга пожала плечами.

— Наверное, хотя мать успела от меня отречься, чему я только рада, — призналась она. — Я точно очень счастлива сейчас и не понимаю твоего неудовольствия.

— Моего неудовольствия, значит… — Горан сжал кулаки, зашагал от стены к стене.

Во рту ощущалась горечь, он не удивился бы, заметив облачка пара, вырывающиеся из ноздрей. И при всем этом, где-то в уголке сознания билась настойчивая мысль: «Все к лучшему, сейчас Ольга рассердится и уйдет сама. И забудет обо мне, как о сне кошмарном. Память людей не столь тяжела, как у змиев».