Как ни чудна была эта беседа через реку, обе стороны выполнили уговор: Соколина предупредила отца о гостях, а те дождались у брода, пока за ними придут. И вскоре Логи-Хакон узрел более достойного себя собеседника. На той стороне реки, меж гранитных валунов, где вновь начиналась широкая, хорошо заметная на каменистой земле тропа, появился мужчина средних лет, в угорском кафтане с квадратными узорными застежками на груди и с рейнским мечом на боку, хоть и не столь роскошным, как у гостя. Он был уже отчасти грузен, хотя еще не настолько, чтобы утратить боевые навыки; в длинных русых волосах были заплетены по бокам две косички. Широкое круглое лицо почти целиком пересекал старый шрам: он начинался на правой стороне лба, от линии волос, и шел вниз к переносице, через внутренний конец брови, спускаясь далее почти до левого края челюсти, где начиналась опрятно подстриженная бородка – чуть светлее волос.
Уж этот сразу приметил стяг и прикинул, с кем, скорее всего, имеет дело. За ним шествовал его десяток.
– Я – Сигге по прозвищу Сакс, человек воеводы Свенгельда! – представился круглолицый. – Он послал меня сюда посмотреть, что за люди к нам явились, и проводить, если вы и правда к нему. Я не ошибся – это стяг сыновей Ульва волховецкого?
Никто не сказал бы, что Сигге держится неуважительно, но его небрежно-уверенная повадка сама собой говорила: ты, конечно, знатный вождь, ведущий свой род от Одина, но я таких видел уже сотню – живыми и мертвыми.
– Я – Хакон, сын Ульва и брат киевского князя Ингвара! – Красный Всадник снова упер руку в бедро, с повелительным видом глядя через реку. – И по его желанию я приехал повидаться с воеводой Свенгельдом.
– Воевода Свенгельд всегда рад людям от князя Ингвара, как будто это посланцы его родного сына! – с чуть издевательской сердечностью сказал Сигге. – Переходите реку, я провожу вас.
Лет десять назад, избрав Деревлянь местом постоянного жительства, Свенгельд поставил себе двор на гранитной круче примерно за поприще от Коростеня – дабы постоянно знать, что там происходит. Десять лет он единолично пользовался всей данью с племени древлян: князь Ингвар отдал ему этот доход ради уважения и признания заслуг воеводы, зато был уверен: в этом недружественном краю все будет спокойно. Богатством и силой Свенгельд теперь не уступал и князьям: у него был большой двор – настоящий городец, укрепленный валом с частоколом и «боевым ходом», а дружина его насчитывала семь-восемь десятков человек. Часть из них жила в дружинных избах и в гриднице, часть – наиболее старая и заслуженная – обзавелась собственными дворами, семьями, хозяйством, челядью, так что среди них уже человек десять-пятнадцать сами могли выставить маленькую дружину. Название «Свенельдов» за годы оболталось у древлян на языках и превратилось в «Свинель-городок», что окрестные жители произносили со сладким ехидством.
Вслед за Сигге Саксом Логи-Хакон проехал по тропе, глянул на виднеющийся невдалеке Коростень на кручах над Ужом. Округа была богата, везде виднелось множество скота: паслись коровы под присмотром челядинов, там старуха гнала куда-то хворостиной пяток белых коз, в пруду плавали гуси. Шел сенокос, на лугах двигались белые рубахи косцов и ворошащих сено женщин в красных плахтах и белых платочках. Завидев всадника, яркого, словно солнце, люди отрывались от работы и смотрели на него из-под руки. Логи-Хакон заметил, что Сигге народ кланяется, как нарочитому мужу: видимо, все это были владения Свенгельда. Впрочем, примерно этого он и ожидал по рассказам старшего брата, поэтому не выказывал удивления.
Удивился он лишь, когда вступил наконец в гридницу Свенгельда – и то не показал вида. Здесь ему навстречу вышла та самая девушка, которую он уже видел на реке, только вместо лука на этот раз она держала в руках приветственный рог, окованный серебром.
– Вот это девушке больше подходит! – невольно воскликнул он.
И помотал головой: ему все казалось, что эта красотка – какой-то чудный морок, его преследующий. На реке она в него стреляла, здесь подносит рог в том самом доме, куда он ехал, – что все это значит?
Соколина успела приодеться: убедившись, что отец намерен принять Красного Всадника, она полетела в избу и там произвела привычный разгром среди своих укладок и ларцов. Натянула крашенное крушиной тонкое шерстяное платье и зеленый хангерок, отделанный красно-желтым шнуром, застегнула на плечах позолоченные застежки с ниткой стеклянных бус между ними – первое, что под руку попалось, – и помчалась проверять запасы: что есть из готового на стол.