Ольга, княгиня русской дружины

– Кто-то из ваших должен прийти. – Она дала понять, что предлагать переговоры должны мои древляне. – И без толпы, без шума. Я думаю, они посоветуются и не позже завтрашнего дня кого-то пришлют. Поговорить, а не поорать.

– Но надо же людям объяснить, почему нас увезли! Они ничего не понимают! Столько лет жили мирно, рядом, мы Свенгельда всякий год на все обчинные пиры на Святую гору приглашали, он нашим богам сам дары подносил…

– Я уверена: ваши люди все понимают! – Ута приобняла меня, как раньше, стараясь успокоить. – Не так уж они глупы, чтобы в глаза киевскому воеводе объявить, что разрывают договор, и ждать, что это просто сойдет им с рук!

– Я думаю, мой муж считает, что на своей земле он может делать все, что хочет! – в досаде ответила я.

– Да, так и есть, – печально кивнула Ута. – Может делать все, что хочет. Но отвечать за его желания придется не только ему одному…

* * *

Но ни сегодня, ни завтра из Коростеня никакого посольства не было. Древлянам стало ясно, что наскоком дела не решить, но и ждать осени и сбора веча, чтобы снаряжаться на настоящую войну, было слишком досадно.

Ища выход своему гневу, они избрали другой путь. На следующий день ватага парней напала на Свенгельдово стадо: кое-кого из воеводских пастухов побили и прогнали, трех коров увели. Одновременно с этим такое же нападение было совершено и на пасущихся коз: угнали десяток.

Не сказать, чтобы это кого-то удивило. Нечто подобное Мистина предвидел, поэтому скот выгоняли недалеко и пастухов сопровождали отроки. Но Мистина не мог всю дружину разослать по выпасам, оставив Свинель-городок без защиты, а коров и овец не уговоришь посидеть дома, пока раздор не будет улажен. Свиньи тоже бродили по дубраве, и при всем старании пастухов и псов двух-трех не досчитывались каждый день. Хотя потом отроки и хохотали вечером в гриднице: дескать, ни одна свинья в мире раньше не удостаивалась чести иметь собственных телохранителей в шлемах и со щитами.

Вышло несколько столкновений: имея численное преимущество, древляне нападали на гораздо лучше вооруженных отроков возле выпасов. Говорили, что у древлян было несколько раненых; я каждый день молила богов, чтобы только никого не убили. Если появится хоть один убитый – пойдет совсем другой разговор. Кровь темнит рассудок и наполняет сердца нерассуждающей яростью; объяснения будут уже не нужны. Несколько капель мгновенно превращаются в целые реки крови, и она будет литься до полного истощения противников.

Но древляне тоже не хотели подставлять головы под клинки и отступали.

Однажды оружники привели двоих пленных: отрока лет четырнадцати и молодца лет на пять старше.

Молодца – в разорванной рубахе и с разбитым носом – я признала: это был муж Пятункиной дочери Вески. Сама она, к счастью, его не видела: бабы сидели в запертом гостевом доме, иначе не обобраться бы крику.

Их привели и поставили перед Мистиной, который вышел под навес воеводской избы. Оба пленника имели упрямый и замкнутый вид. Однако Мистина не собирался ни о чем их спрашивать.

– Ступайте в Коростень, – сказал он вместо этого, – и передайте вашим князьям: если эти налеты не прекратятся, мы начнем наяривать ваших баб. А вы, так и быть, можете наяривать наших коз.

Молодец – чьей жене грозило бесчестье – рванул вперед, но сразу двое отроков ловко опрокинули его наземь, Ольтур заломил ему руку за спину и сел сверху. Мистина только кивнул в сторону ворот и ушел в избу. Этих двоих выволокли из городка и наподдали, чтобы бежали в Коростень побыстрее.

Отроки заливались хохотом им вслед, подробнее разъясняя смысл воеводской речи.

– Только чур, кто какую бабу поймал, тому и достанется! – радостно вопил кто-то. – Моя была молодая да пышная, я ее помню!

Я содрогнулась от негодования, но не стала оглядываться. И вспомнила того темнобородого, который меня сюда привез и сказал: «Не беспокойся, дроттнинг». Я не знала, как его зовут, но за эти дни несколько раз видела во дворе. Каждый раз он мне почтительно кланялся.

Бабы не все время сидели запертыми. Поскольку в Свинель-городце сейчас находились две дружины, которых нужно кормить, им всем нашлась работа. И мне тоже: вместе с Утой мы целыми днями распоряжались у печей. Иначе я бы рехнулась от тревоги за своих детей и всю Древлянскую землю.

Два или три десятка теперь постоянно несли дозор на забороле и в посаде, где стояли дворы старшины. Сменяясь, они приходили в гридницу есть, пить и спать, и здесь постоянно, почти всю ночь, шел гудеж. Мы с Утой и Соколиной тоже по очереди несли дозор возле столов, чтобы еда и питье своевременно готовились и подавались.

Мне довелось тогда услышать немало дружинных разговоров. Мистина был прав: после того как Володислав метнул шапкой в чура, многие из Свенгельдовых отроков не шутя предлагали той же ночью напасть на Коростень и взять его приступом, пока древляне не опомнились, не собрались с силами и не решили, как им быть дальше. Причем они собирались это сделать вовсе не от обиды и не ради заботы об Ингваровой пользе. Совсем наборот.