Ольга, княгиня воинской удачи

Лодка подошла к русскому стану в прибрежной долине. В полосе прибоя под ногами хрустели черепки. Каждый раз, выпрыгивая на песок, Хельги жалел, что ни в шатре, ни у костра не увидит Фастрид – ее выпуклый лоб, милый немного вздернутый нос, сосредоточенное выражение, придающее суровость юному лицу. В прошлом походе она была с ним, и оттого пустая долина становилась похожей на дом, а кострище на песке среди камней – на родной очаг. Тогда он беспокоился, как бы с ней чего не случилось, а теперь те дни в воспоминаниях казались ему прекрасными. Но идти в военный поход с новорожденным ребенком было уж слишком неразумно. И госпожа Йохевед отказывалась ее отпустить, и сама Фастрид сомневалась, что ей стоит это делать. Хельги оттягивал выход до ее родов, чтобы узнать, чем кончится, и к тому дню, как он вывел дружину к лодьям, жена едва начала вставать.

Вместо жены у шатра Хельги встретил Ольвид, из числа его старых хирдманов.

– От хазар вино привезли.

Хельги кивнул, расстегнул пояс, усаженный длинным рядом серебряных бляшек, снял кафтан, вытер рукавом мокрый лоб. В сорочке и хазарской «ушастой» шапке, прикрывавшей лоб и шею от палящего солнца, пошел за Ольвидом смотреть привезенное. У них с Песахом было условлено делить добычу сообразно численности дружин, и Хельги получал десятую часть всего, что Песах захватывал в окрестностях Херсонеса: зерно, скот, сушеные смоквы. Соленую рыбу тоже тот предлагал, но ее русы не брали – каждый день ловили в море свежую. Зато жареную свинину ели каждый день – Песах присылал им всех захваченных у поселян свиней, ибо самим хазарам те в пищу не годились. Взамен они забирали почти всех лошадей. Присылали пленниц, и в русском стане набралось уже голов двадцать молодых баб и девок: теперь именно они крутились у костров, доили коз и делали сыр, стирали сорочки на ручье. Русы почти обжились под серовато-белыми известняковыми стенами Херсонеса. Но Хельги каждый день этого стояния делался все мрачнее и мрачнее.

– Сгоняй к хазарам, узнай, желает ли Песах со мной повидаться, – велел он своему отроку, Тови. – Я бы подъехал.

Тови взял лошадь – из подаренных Песахом для удобства сообщения – и отбыл в хазарский стан. Песах привел с собой войско из пяти тысяч всадников, они осадили разом три греческих города в феме Херсонес, но сам булшицы находился здесь, возле главного города, где засел стратиг. Две тысячи Песаховых всадников со своими шатрами, захваченными стадами, пленниками из сел и предместий, с лошадьми требовали много места, и теперь хазарские кони паслись на полях и лугах, в виноградниках, в садах.

В поход шли только воины, а не кочевья. Однако Хельги, проезжая через занятые главным станом сады, оглядывался вокруг и думал, что, наверное, кочевье выглядит вот так. Везде виднелись войлочные вежи, пасущиеся лошади, мелкий скот, занятые всякими работами пленники – мужчины и женщины.

Для поездки Хельги вновь облачился в хазарский кафтан из льна с отделкой красно-желтым шелком во всю грудь, в такую же шапку. Хазарские кафтаны, только поскромнее, носили и его люди. Вот сапоги у них не приживались: верхом русы ездили мало, а в черевьях было не так жарко. За год под южным солнцем все загорели, у самого Хельги лицо приобрело красновато-бронзовый оттенок, и его родимое пятно на лице и шее стало едва заметно. Издалека Хельги и его люди почти не отличались от кочевников – разве что более густыми бородами светлых оттенков и менее ловкой посадкой в седле.

Вежа Песаха, куда провели Хельги, была намного удобнее самого лучшего шатра – настоящий дом, только круглый. Стены из толстого войлока не пробивал ни ветер, ни дождь, а главное, ее можно было отапливать – посередине устраивали очаг, разводили огонь, и дым уходил через отверстие в крыше. Отверстие можно было делать поменьше или побольше, впуская яркий свет. А вежа Песаха к тому же была богата, ровно княжья гридница: на земле ковры поверх кошм, на стенах тоже ковры и дорогое оружие, везде блестящая посуда – медная, бронзовая и серебряная. Там, где стены вежи переходили в свод, тянулась тканая узорная полоса шириной в три пяди. Были даже настоящие двери из резного дерева, пусть низкие, но с косяком и порогом. Не было только скамей, хозяин и гости садились прямо на коврах. Места, как и в гриднице, распределялись по старшинству и знатности.

Хозяйство вели собственные Песаха рабы и рабыни, взятые в дорогу. Расстелив на полу красивую скатерть, подали угощение: вареную баранину, напиток из кислого молока, свежие лепешки, вяленые смоквы. Хельги уже не раз сиживал здесь и знал весь порядок. У жидинов не принято ради вежливости обнажать голову, поэтому оба собеседника сидели в шапках. Досточтимый Песах, низкорослый и крепкий хазарин лет пятидесяти, принимал Хельги приветливо и всегда охотно с ним беседовал.