Ольга, княгиня воинской удачи

Они переглянулись, и по глазам Свенельда Эльга видела: они понимают друг друга. Договор о браке Предславы и Володислава заключался при Олеге Предславиче, потом подтверждался при Ингваре. Но если киевский князь исчезнет… Новый князь был бы дураком, если так же просто взял бы в родню древлянских князей.

Новый князь? А где он? Тот, четырехлетний, что еще бегает с деревянным мечом под присмотром няньки?

Эльга ощутила, что дрожит, и обхватила себя за плечи. Воздух входил в грудь холодом и ложился там черным камнем. Волыняне подтвердили известие того жидина, что написал письмо Манару. Больше нельзя было сомневаться: сражение, когда греки жгли Ингваровы суда «ладейным огнем», и правда состоялось. И кончилось для русов плохо.

– И волыняне ведь тоже ничего не знают об Ингваре… И других? – с трудом выдавила Эльга.

Свенельд качнул головой:

– Нет. Но для древлян и впрямь сейчас самое лучшее – взять Олегову дочь. Если князь сгинул – Володислав получит почти те же права, что твой Святка. Если он вернется, но разбитый – ему придется отдать Олеговну, потому что воевать с ними ему не по плечу станет. Мы ведь прямо нынешней осенью второе войско не соберем – ратники не грибы, в лесу после дождя не вырастут. Кто был готов – с Ингваром и ушел. А если откажемся отдать невесту – это законный повод для войны.

Эльга обхватила ладонью горло, будто опасаясь тошноты. Война! Ингвар… Святка… Мужа нет, войска нет, а древляне уже готовы идти ратью за право стать ее ближайшими родичами и наследниками… Живое воображение уже рисовало ей крушение всей Олеговой державы. Киевщину древляне и сейчас считают своим дедовым наследием, но даже заняв ее, они не удержат все земли от Варяжского моря до Греческого.

А что будет с ней и ее сыном?

– И что же нам делать? – Эльга опустила руки, сжала ладони на коленях и посмотрела на Свенельда.

Ей никак не удавалось представить себе мать Мистины, но отцом его мог быть только такой человек, как Свенельд. Сейчас, когда воевода был один, он казался столь же высоким, но Эльга раньше видела отца и сына рядом и знала, что Мистина немного выше. Однако даже рядом с молодым подтянутым сыном почти пятидесятилетний огрузневший воевода казался более внушительным. Черты лица у него были грубее, да и морщины не украсили, но за этими чертами угадывалось истинное сокровище, что дороже царьградского венца: ум, большой опыт, отвага и привычка всегда сохранять присутствие духа.

– Его мать была красавица, – вдруг сказал Свенельд. – Жаль, что ты не видела ее.

Эльга вздрогнула, сперва удивилась, даже огорчилась, не получив ответа на самый важный вопрос, а потом вспыхнула, поняв, о чем он говорит.

– Она была едва старше той Олеговой девчонки, когда мы ее захватили, – продолжал Свенельд. – Я никому не дал ее тронуть. И даже когда мы уже сговорились с Драговитом, что он принимает выкуп и признает меня родичем, я еще целый год ее не касался. Она и так едва не умерла, когда рожала. Сванхейд сказала, что больше детей не будет. А мне больше было и не надо. Но через шесть лет она опять понесла и умерла, когда пыталась разродиться. Я так и не узнал, был ли там еще один мальчик. Мстислав – мой единственный сын и надежда моего рода. Его материнский род – княжеский, мой сын еще знатнее, чем я сам. Мне с тех пор не раз предлагали хороших невест, но я отказывался: лучше той не будет. А что мы будем делать… – Он вдруг вернулся к тому, о чем Эльга спросила. – Пока не минует жатва, бояться нечего, но когда боги получат свои пироги, надо собирать полянское ополчение. В поход ушли жаждущие славы, а теперь придет пора тащить из нор всех мужиков и отроков.

– А они пойдут?

– Да, – уверенно кивнул Свенельд, – поляне ненавидят древлян. Пожили под ними, помнят. Хуже хазар им было. Я поговорю с Асмундом, пусть он займется этим. Прямо сейчас.

– А ты?

– А я вернусь в мой городок и заберу у Маломира Милянку с дитем. Чтобы чадо не пропало, как бы тут все ни обернулось. И если тебе здесь станут рассказывать, что-де старый волк переметнулся к Маломиру, не верь. Это все только ради мальца.

– Я… Понимаю, – Эльга невольно ломала пальцы. То, что Свенельд пустился в воспоминания о давно покойной жене, ужасало ее: казалось, мысленно он прощается с Мистиной, о судьбе которого сейчас можно было думать даже самое плохое. – Он же останется твоим единственным сыном, если вдруг…

– У меня один сын, – Свенельд встал и подошел к ней.

Она тоже встала, дрожа. Свенельд положил ей руку на плечо – осторожно, словно боялся сломать.

– Тот малец – сын моего сына. Тоже пока единственный. И пусть его мать – челядинка, в нем кровь Витиславы, и я его вытащу.

Он сжал ее плечо, потом кивнул на прощание и вышел.

Эльга снова села. Что он такое сказал? Что ребенок бывшей наложницы Свенельда, оставленный древлянами в залог, – на самом деле сын Мистины?

Пользуясь тем, что никто сейчас ее не видит, Эльга закрыла лицо руками. Они ничего не знали точно, но если Свенельд так озабочен выживанием своего рода, значит, чутье ему подсказывает – хорошего ждать не приходится.

* * *