Ольга, лесная княгиня

А я даже не могла радоваться – я ведь в ней и не сомневалась.

Бог хранил ее и вел по предначертанному пути, не давая сойти в трясину.

А вот что делать мне? Совершенно того не желая, я теперь несла в себе угрозу тому витязю, пророчество о рождении которого мы с ней слушали вместе. В той избе, где старая пряха судьбы сидела на полатях, на полпути от земли к небу, с длинным копылом между ног…

Еще три дня продолжались свадебные пиры.

Потом настала Коляда.

В эти дни мне всегда страшно. С самого детства.

Помню, как родичи собирались за столом, а на нем была поставлена отдельная миска для мертвых и положены ложки. Эльгина мать всегда клала ложку и для своего первого покойного мужа, и Вальгард не возражал: тот был достойный человек, так почему не предложить и ему каши?

Мы, дети, лежали на полатях тихо-тихо, прислушивались, пытаясь уловить присутствие чуров. Их нельзя видеть, они сказываются только звуком, а еще могут прикоснуться к руке, передвинуть что-то, уронить слезу на лицо спящего…

И когда приходили личины – собирать припасы для треб и обчинного пира, я всегда забивалась в самый дальний угол.

Мне все казалось, что они пришли за мной…

Коляда в Киеве была иной: здесь тоже ходили личины, много дней подряд было шумно, везде пировали, шуточно дрались. А порой и не шуточно – уж слишком разный народ здесь собирался.

Пылали костры в святилище на Горе и на верхних уступах Подола.

Повсюду бродили и ползали пьяные. Однажды я нашла под чьим-то тыном человека с окровавленной головой, и он показался мне знакомым. Я взяла чистого снега, промыла ему лоб, перевязала платком – это был тот самый вестник, Бьярки Кривой. Он не сразу меня узнал и почему-то называл Сиббой, но потом вспомнил, кто перед ним.

И я привела его домой, то есть к Ингвару – я жила у них с Эльгой. Сама не понимая, зачем привела. Просто не могла смотреть, как лежит в снегу и крови человек, которого я знаю по имени. Я ведь выросла в краю, где на день пути нет ни одного незнакомца, и не привыкла еще обитать в таком месте, где почти все чужие и человек может умереть под тыном, хуже собаки, не знаемый никем…

Наверное, я это сделала еще и потому, что мне было слишком тоскливо. Здесь жило с полтора десятка моих кровных родичей – не считая Эльги, еще Предславичи – и все же я была так одинока, как никогда в жизни.

С Эльгой меня разделила такая грозная тайна, что я не находила себе места.

И наконец я призналась ей.

Она сначала не поняла и удивилась:

– Но ведь твой муж умер… после Дожинок, то есть ты уже на…

Я покачала головой:

– Это не муж.

– А кто? – снова удивилась она, и видно было, что никакое подозрение ей даже на ум не приходит.

Я показала глазами на рубаху Ингвара, которую он бросил на ларе, торопясь на гулянье.

Она переменилась в лице:

– Да как это могло быть?

– Он убил моего мужа и захватил наш город…

Я надеялась, она сама все поймет. Хотя знала, что понесла я не в день битвы на Ловати, а позже, по дороге сюда.

– Да как он посмел! – в ярости закричала она. – Он мое приданое ездил добывать или другую жену себе? Вот почему он говорил, что на тебе женится!

– Что? – Теперь уже я не поверила ушам. – Что он говорил?!

– Что на тебе женится, если я за Мистину пойду! И с тобой станет киевским князем!

– Опомнись! – Я бросилась к ней. – Что ты мелешь?

Она и правда опомнилась и закрыла себе рот рукой, будто проговорилась нечаянно.

– У Киева есть князь! – мягко напомнила я. – Сын нашей с тобой двоюродной сестры Брониславы, дочери дяди Одда. Он наш племянник, мы ему зла не желаем. И сыну его. Он-то к нам со всей родственной любовью…

– Да, конечно, – кивала она, но была бледна и смотрела куда-то в пространство. – Только что же мне с тобой-то делать? Я еще не… не знаю пока… А ты уже знаешь… Никому не говори, слышишь!

Она вскочила и схватила меня за руки:

– Ни единой душе!

– Я и не скажу. Но пойми… Я думаю, это все из-за того… что с нами было в лесу. Мы разгневали чуров… из-за нас погиб Князь-Медведь. Я неправильно вошла в Навь, а ты неправильно вышла, и теперь у нас все перепуталось – мужья, старшинство детей… Нужно поискать кого-то, кто знает, как это исправить…

– Я поправлю! Все будет хорошо.

Она схватила кожух и убежала.

А я осталась сидеть.

Если она надеялась сама исправить то, что мы натворили, то не Вещему, а самой Макоши и Фригг – пряхам судеб, могла быть наследницей!

Больше мы об этом не говорили.

Я жила при Эльге и ее муже – точно так, как мы мечтали в детстве, но это не приносило нам радости.

Дни шли, подтверждая, что ошибки нет: я все время была голодна, быстро уставала. Болели голова и низ живота…

Держана, в свое время выносившая восемь детей, знала наперечет самые ранние признаки и растолковала мне их еще тогда, когда я была Дивиславовой княгиней и надеялась понести от него.

Теперь ее наука мне пригодилась…

Миновала Коляда.

На другой же день, как в святилище погасли костры, явились Свенгельд и Мистина. В этом не было ничего особенного: они ходили к нам ужинать чуть не всякий день: то сын, то отец, то оба сразу.