Ольга, лесная княгиня

А я была несказанно рада, что все окончилось благополучно.

Роды у Эльги проходили тяжело, мы с Мальфрид два дня приносили жертвы дисам и рожаницам в святилище на Горе и проделали все обряды для «растворения дверей», которые знала Держана. А поскольку она была по этой части весьма сведуща, то вы понимаете, как серьезно было дело.

И обе они, Мальфрид и Держана, сошлись на том, что других детей у Эльги может и не быть.

Я знала, что этот приговор совпадает с предсказанием, которое нам сделала Бура-баба. Но Эльге я о нем не сказала и их просила не говорить.

Пусть надеется на лучшее.

Услышав от Держаны, что пропала курица, я удивилась. Человек к нам забраться не мог: и дозорный каждую ночь ходит, и псов спускают. Правда, хорьки иногда лазили по куриным закутам. А курица была приметная: дети звали ее Золотое Крылышко, и очень огорчились пропаже.

Они же ее и нашли.

Колошке тогда было уже двенадцать лет, он даже переселился из Держаниной избы в дружинную, как другие отроки, но в свободное время играл с братьями и сестрами.

В тот день они гоняли где-то по улицам, а потом прибежали домой и принесли Золотое Крылышко.

Птица была обезглавлена, причем, судя по виду, голову ей откусили. И это был не хорек, а зверь гораздо крупнее!

Странно: если откусили голову, почему тушку не съели?

Муж случился дома и услышал детский гомон.

– А голову вы искали? – спросил он.

Нет, они не искали.

– А ну идите, поищите, – велел Мистина.

Они убежали; судя по шуму, в поисках приняла участие ребятня со всей нашей Свенгельдовой улицы. Искали долго, принесли еще три куриные головы, подобранные в мусоре под тынами, но они к тушке не подходили. А голову Золотого Крылышка нашли прямо под нашими воротами – там посмотрели уже под самый конец.

Казалось бы, пустяковый случай.

Я бы не стала так подробно о нем рассказывать и сама быстро забыла бы, кабы из него не выросла большая беда…

Скоро о нашей потере узнала вся улица. И тут выяснилось, что в последнее время куры пропадали еще на двух или трех дворах. Но там пропажу не находили. Кинулись рыскать – нашлось сколько-то куриных лап и костей. Ну, так что? Да под всяким тыном куча мусора. Кто в нем роется, кроме собак?

– Я видел тут одного, рвань причальную, – сказал Бьярки Кривой, – бежал довольный, как засватанный, и тоже с курятой. Вот, говорит, бог послал, в луже нашел!

Бьярки так и остался жить у нас на дворе – я привела его с собой, когда вышла замуж. Он пошел, махнув рукой: убьют так убьют, было б о чем жалеть… И понятно, что после Коляды у меня было еще больше оснований молчать о том, что я от Бьярки узнала. Да и какая теперь была разница! Свадьбу Эльги справили благополучно, о позорных слухах забыли, а Мистина если и жалел, что замысел раздобыть в жены старшую племянницу Вещего сорвался, то никак этого не показывал. Ему досталась младшая племянница, и теперь они с Ингваром были свояки.

Мистина только ухмыльнулся, когда увидел Бьярки.

Надо думать, не считал его опасным для себя. Истасканный бродяга, уже не годный к службе в дружине, разве что двор ночью сторожить! Если он станет на кого-то вины возводить, решат, что окончательно ум вышибло в последней драке на торгу, да и все.

Но дураком Бьярки не был (хоть и беседовал лунными ночами с покойными Плишкой и Шкуродером). Он прав: если другие дохлые куры тоже были брошены на улице, то их быстро утащили нищие и собаки. А может, съел сам похититель. Ведь не для того же он крал домашнюю птицу, чтобы бросать!

После этого муж велел челяди примечать, не пожалуется ли еще кто на кражу кур и не будет ли пропажа найдена на улице. И жалобы появились: куры пропадали и с богатых дворов, и с бедных. И еще двух нашли брошенными, с откусанными головами. И кто-то даже заявил, что из тушки выпита вся кровь!

– Уж не кудесник ли какой озорует? – стали говорить люди. – Духов скликает да кормит!

– Своих кур пусть разведет! А поймаем – самому голову откусим!

Но таких «кормильцев» мы не знали. В Киеве не было кудесников, а жертвы Велесу каждая торговая дружина приносила сама.

И вот тогда…

Наверное, я зря начала с дохлых кур, потому что началось все с отца Килана.

В Киеве уже тогда были христиане, или «люди Христа».

Их было примерно столько же, сколько «жидов», то есть наших местных хазар-иудеев и приезжих рахдонитов. Я слышала, будто Аскольд когда-то крестился вместе с дружиной, но его людей в Киеве совсем не осталось. Половину здешних христиан составляли торговые варяги: они крестились ради удобства ведения своих дел – частью в Царьграде, частью в Стране Франков, Стране Саксов и Стране Фризов. Все они платили князю за право принимать участие в принесении треб: они говорили, что в каждой земле свои боги, а умный гость уважает хозяина. Их считали за своих, кресты они носили на виду только в том случае, если те были из серебра и выказывали их богатство.