И вот уже мы справляли поминальный пир по стрыю Вальгарду – как несколько лет назад по князю Судогостю, а еще раньше – по стрыю Одду Хельги. Но в этот раз пироги и пиво подавали не в гриде, а на жальнике, где среди старых могил был устроен посмертный дом для нашего родича. Вырыли просторную яму, выложили пол толстыми досками, а стены – горбылем, посередине положили тело, одетое в лучшие цветные наряды, справа от него – меч и топор, слева – щит, в ногах поставили кувшины с медом и пивом, ведро с головой и ногами жертвенного барана. Остальную часть барана сварили в котле без соли и приправ, каждому гостю дали по ложке отвара и по кусочку мяса. Ели и пили, сидя на земле вокруг могилы, чтобы покойный напоследок разделил еду и питье с живыми; родичи рассказывали о его жизни, хирдманы стучали мечами о щиты в поединках и схватывались в рукопашную – вождь их вот-вот примет участие в этих же игрищах в Валгалле, перед лицом Отца Побед.
На погребение заявилась вся плесковская родня, старшие родичи моей матери из Люботино, Сигбьерн ярл с женой. Среди гостей сидел и тот парень из Киева – Мистина сын Свенгельда. Вел он себя тихо, учтиво, подавал голос, только если к нему обращались, и вообще имел такой вид, будто попал сюда случайно и сам этим удивлен.
Мой отец не хотел до завершения всех поминальных обрядов – «пока пироги не съели» – говорить о чем-то другом, но уже все мы знали, что «варяжский парень» приехал с предложением возобновить обручение Эльги с Ингваром сыном Ульва.
Поскольку стрый Вальгард был убит, а убийство требовало мести, это предложение было не так уж нелепо, как могло показаться.
Через пару дней после пира отец уехал в Плесков – говорить с князем. Вернувшись, он сказал только, что Воислав ответа пока не дал. Прошло еще дня три или четыре, и вот однажды князь удивил нас, снова заявившись в гости.
– Вот что, девки! – сказал он нам, когда мы домыли всю посуду после обеда и развесили горшки сушиться на кольях тына. – Пора вам в лес идти, судьбу свою пытать.
Мы сидели перед ним: Домаша, моя мать, мы с Эльгой и сестрами, все одетые в «горевые сряды» из выбеленного льна, с тонкой строчкой «дедов», вышитых на сорочке черной нитью и вытканной на пояске.
Эльге и ее матери предстояло ходить в «горевом» целый год.
Все мы столько причитали в эти дни, что лишились голоса. На душе было пусто: горе выплеснулось, и оставалось только ждать, пока будущее придет на освобожденное место. Как вода в досуха вычерпанном колодце: сначала одна муть, а потом глядишь, и опять блестит что-то светлое, живое…
– Куда? – прохрипела стрыиня Домаша, подняв глаза на брата. – К…
– Туда, где ведают! – многозначительно ответил Воислав. – Да ты не бойся, я сам их провожу.
Домаша взглянула на деверя.
Мой отец остался старшим в Варягине и единственным взрослым мужчиной в семье. Чтобы утешиться, мать и Домаша уже прикидывали шепотом, не женить ли Аську, но пока было не время.
К тому времени мы все уже знали, с чем приехал Мистина сын Свенгельда.
Но мысли о возобновлении прежнего обручения Домаша воспротивилась.
– Да что же вы такое придумали? – шепотом воскликнула она и всплеснула руками. – С князем Дивиславом все условлено! Чару выпили, по рукам ударили! Сколько лет прошло, весь свет белый знает!
– С ним пил Вальгард. Если бы он просто умер, мы не имели бы права нарушать его волю. Но он убит. И это все меняет. Теперь я просто не имею права выдавать девушку, которая принесет мужу в приданое долг мести. Мы должны избавиться от этого долга, а потом уж думать о свадьбах. И только тот, кто поможет восстановить честь нашего рода и вернуть удачу, сможет получить девушку и не опозорить при этом себя самого.
– Все приданое приготовлено! – Домаша была так потрясена, что едва слушала его. – На рушниках свадебных на жениховой стороне Дивиславово дерево вышито! Я уж думаю, хоть мне теперь, вдове горькой, одно будет утешение: что вторая дочка у меня за князем, живет в чести да в радости. Она внучка князя и женой князя будет – и ей, и роду нашему чести прибавится. А вы опять вон что придумали!
Она покосилась на Мистину, которого мой отец тоже позвал. Тот скромно сидел у дверей и молчал, но по его веселым глазам было видно, что сказать он мог бы очень многое.
– Но ты ведь хочешь, чтобы твой муж был отомщен? – спросил Домашу мой отец. – Мне вот некуда деваться, он ведь был моим родным старшим братом. Я не могу быть спокоен, пока это не произойдет, иначе мои собственные сыновья будут вправе плюнуть мне в глаза. Мне придется, хочу я того или нет, собрать дружину и снова пойти на Нарову, как только князь меня отпустит. Может быть, я не вернусь, но лучше умереть, чем жить обесчещенным…
– Ой, боги родные! – перебив его, запричитала моя мать. – Хочешь и меня вдовой горькой оставить с детушками?
– Детушек останется не так много – Аська поедет со мной, – жестко «утешил» ее отец. – Он уже взрослый мужчина и не может сидеть с женщинами, когда на земле стынет кровь его близкого родича.
Раньше он так не говорил, это было больше похоже на стрыя Вальгарда.