Ольга, лесная княгиня

– Я тоже мужчина, – прошептал сидевший рядом со мной Кетька.

Ему недавно исполнилось десять.

– Так что я хочу вам сказать, – продолжал отец. – Мстить за Вальгарда я все равно пойду, даже если мне придется это делать в одиночку. Но если меня поддержит человек с сильной дружиной, то будет больше надежды, что я отомщу и вернусь живым. Если мы пойдем с большим отрядом по Нарове, викинги просто сядут на свои корабли и сбегут. У них есть дозорные из местных, иначе не случилось бы того, что случилось. А вот если наш союзник сядет на корабли и выйдет в море через Ладогу и Неву, то викингам придется всем сдохнуть. Но Дивислав не может этого сделать. Ульв не пропустит его с войском через Волхов, а Хакон в Ладоге не даст ему корабли. Все это может сделать только Ингвар сын Ульва. И раз уж приходится выбирать, я скорее возьму назад слово насчет девушки, но отомщу за брата. Иначе и ей самой это замужество счастья не принесет.

– Ой, голубушка моя, лебедушка белая… – Домаша заплакала. – Не в добрый час я тебя спородила, не доброй долюшкой наделила…

За эти дни она так привыкла причитать, что, кажется, разучилась говорить обыкновенно.

– Уж как я думала, верила, что будешь ты княгинюшкой, жить от меня недалече. А теперь несчастье случилося – налетели вихри злые, ветра буйные, унесут тебя в земли далекие, неведомые…

– Не так уж далеко ее унесут, – успокоил ее отец. – До Волховца от нас не намного дальше, чем до Зорина.

– Так все же разница: нашего корня князь или из руси, – вставила моя мать.

– Я тоже из руси, – напомнил отец. – Желаете себе мужей кривичского корня? Так и мы с Вальгардом вас не силой брали.

– Да что ты, любезный мой! – испугалась мать. – Вы-то с Велегой люди хорошие. А эти, в Волховце… пес их знает!

Стрыя Вальгарда наши кривичи звали Велегором или Велегой. А моего отца – Турлавом.

Эльга сидела хмурая.

Сейчас, пока горе пылало в душе как открытая рана, месть за отца казалась ей важнее всего на свете, а потому она готова была вернуться к давнему обручению с парнем, который с тех пор показал себя смелым и удачливым воином. И она мрачно посматривала на родную мать, которая предпочла бы отдать ее старому мужу, у которого уже детей не то пять, не то восемь.

В том числе – сыновей, которым и достанется все его наследство.

Но решать должен был князь: и сидит он выше, и брат матери – более близкий родич, чем брат отца.

И мой отец уехал в Плесков. Решения он оттуда не привез: князь Воислав признавал справедливость доводов и свата, и сестры. Попросить совета у чуров было самым мудрым ходом, и против этого даже мой отец не стал возражать. Хотя я, глядя на него, сразу поняла: ничего для себя доброго он от кривичских чуров не ожидает.

Я была на их с Эльгой стороне, но и понимала, что держать руку Ингвара у нас сейчас нет сил. Мой отец не смог бы воевать с Воиславом за свое право мести и потом еще мстить викингам.

Из дому вышли на заре. Ради утренней прохлады мы с Эльгой надели белые шерстяные шушки, повязали головы белыми платочками и сами выглядели какими-то неземными вестницами.

Воислав шел впереди, а мы за ним – две печальные русалки, чье время как раз наступило…

– Вы дорогу-то примечайте, – князь обернулся к нам, – может, сами пойдете потом…

Мы переглянулись.

«Сами пойти» в этом направлении мы могли лишь в том случае, если собрались бы на «медвежью свадьбу». При мысли об этом мы содрогнулись и взялись за руки, хотя давно было ясно: если Эльга будет выходить за князя, без этого ей не обойтись.

Сначала шли по знакомым местам: здесь мы часто бывали, собирая грибы, зелья, ягоды.

Но вот вокруг поднялась болотная трава: за эту низину мы обычно не ходили.

Это болото считалось «нехорошим», да и чего там делать?

Но теперь мы двинулись прямо через него.

По пути Воислав показывал нам то сломанное дерево, то овражек, за которым следовало сворачивать по солнцу. В самых топких местах обнаруживались гати – набросанные сучья и жерди, но все же мы забрызгали грязью свои белые шушки и подолы сорочек.

Следом началось настоящее болото: князь показал нам, под какое дерево встать и какое найти взглядом на той стороне, чтобы потом держать прямо на него – это и есть ничем не отмеченная тропа через топь.

На той стороне в глаза мне бросилась большая сосна, наполовину обломанная давней бурей. За многие годы ее изгрыз жучок, кора давно осыпалась и лежала у подножия грудой трухи. Сосна напоминала кап – идол лесного бога Велеса в живом лесном святилище. Казалось, она смотрит на нас невидимыми очами.

Я вздрогнула: в памяти вдруг всплыло нечто очень похожее, связанное с потрясением, страхом, отчаянием…

Я уже видела эту сосну… очень давно… мельком…

В мыслях память об этой сосне связывалась с чем-то мохнатым, шумным, неудобным, вонючим…

Вспомнила! Я видела этот голый ствол с плеча Князя-Медведя, когда он в тот страшный день нес нас на себе через лес.

Я хотела сказать Эльге, подняла на нее глаза: она тоже смотрела на сосну.