Оля. Тайны и желания танцующей с Луной. Книга 1

– Ходила! И вставила! Но вовсе не для того, о чем ты сейчас подумал. Для того, чтобы у нас после выпивки чего не случилось, – и, чтобы скрыть смущение, показала мне язык.

Оля убежала сдавать белье, а мое сердце, заметавшееся в груди, все так же громко, гулко и тревожно стучало.

Глава 4

Утренний свежий ветерок, разгоняя тепло южной ночи, мягкими лапками играл с прозрачным шелком штор. Он трепал их, дергал, раскидывал в стороны, пропуская внутрь комнаты яркие потоки света. Золотые столбики, еще совсем недавно бессильно тонувшие в мягком ворсе ковра, перебрались уже на яркую белизну постели. Они скользили по гладкой припухлости живота, высвечивая льняной шелк волос, начинающих свой бег там, где мягкость переходила в стремительный бег сходящихся линий. Тоненький ручеек, сбегая вниз, становился чуть гуще, золотистее и шире. Ниже, встретив преграду, ручеек резко слабел и пропадал, растворившись в мраморе тела.

Ночь была влажной и жаркой, Олечка откинула простыню и спала, доверчиво раскрывшись. Капельки пота жемчужным ожерельем прятались от солнца в крохотной поперечной складочке ее живота. Ее поза была столь невинна и одновременно откровенна, что у меня ёкнуло сердце. Хотя я давно уже проснулся, но будить ее, пусть даже и поцелуями, не хотелось. Пусть тихонечко вползающее в комнату летнее утро лаской и свежестью ветерка, запахом моря, теплыми поглаживаниями солнечных лучей разбудит ее.

Я, стараясь не разбудить ее, тихонько встал с постели. Искуситель, наполненный утренней эрекцией, тянул меня к темноте, прячущейся за мрамором внутренней поверхности бедер. Солнце уже добралось до груди. В золотом сиянии плавали ягодки сосков. На пальце у нее заблестело колечко. Солнце лизнуло его, отразилось и разлетелось сотней разноцветных искорок по всей комнате. Гладкая белизна коленок манила и притягивала. Я сердито и больно шлепнул предателя. Он возмущенно заколебался из стороны в сторону, протестуя и не покоряясь. Оглядывая Олю, я сделал несколько шагов назад, взял со стола фотоаппарат и мягкой походкой хищника стал обходить ее, выискивая лучший ракурс. Вот он, этот ракурс! Это была удача! Коленки у Оли во сне расслабленно разошлись в стороны. Легкий пушок золотился в темном проеме белеющих ягодиц. Губки, обычно сжатые, доверчиво и сонно разомкнулись, обтекая и обнажая, прячущуюся в складочках, горошинку и открывая взгляду гладкий перламутр внутренней поверхности входа. Обычно плотно сжатый, зев бутончика доверчиво расслабился и приоткрылся. Видеть это было столь необычно, что я замер. Чуть выше золотистая тропинка переходила в мраморную гладь лона и припухлость медленно дышащего, еле вздымающегося животика. А выше спящими котятами улеглись полушария груди. Во сне они размягчились и припали к телу, а к ним припали спящие сосочки, такие же расслабленные и размякшие.

Поляроид клацнул так громко, что я вздрогнул – из него полезла фотография. Я тревожно замер, но Олечка не проснулась. Осторожно двигаясь, я подошел к окну и взял альбом, на котором в белом прямоугольнике было написано: «Моя любимочка». Пухлый и тяжелый, он приятно оттягивал руку. Еще одна фотография с легким шелестом стала его добычей. Я заулыбался, представив, как румянец хлестнет по щекам Оли, когда она откроет альбом на последней заполненной странице.

Я перевел взгляд на Олю и увидел, что один изумрудный глаз уже приоткрылся и наблюдает за мной. Он скользнул по мне сверху вниз, и улыбка тронула уголки губ. Я взглянул вниз и увидел, что работа фотографом помогла.

– Что, сдох бобик? – потянулась она, прогибаясь.

– Прямо на моих глазах сдох! Я видела! – из глаз Оли брызнул смех.

– А какой большой был, какой страшный, – протянула она последнее слово, томно потянулась и соблазнительно поерзала по постели попкой, раздвигая и сдвигая коленки. Умелец тут же стал наполняться и пополз, подергиваясь, вверх. Оля откинулась на спину и засмеялась уже в полный голос. Смеялась она всем телом. Вздрагивали груди, смеялся животик, даже губки, уже закрывшиеся, казалось, улыбались и манили впадинкой между ними. Поэтому когда Оля отсмеялась и подняла голову, он уже опять стоял пружинисто и твердо.

– Ну, иди ко мне, – нежную зелень глаз заволокла поволока, а в голосе появилась томность и нега, – ну, давай же!

– Олечка! – я постарался, чтобы голос моей звучал как можно более строго и твердо, – хватит меня дразнить!

– Ну почему? – надула губы Оля и выгнулась всем телом, соблазнительно поводя коленкой из стороны в сторону. – Я же сама хочу… Можешь даже в любви мне не признаваться. Я и без признаний в любви сейчас смогу.

– Ну, мы же договорились, – я старался говорить так, чтобы голос мой предательски не дрожал. – Сначала научиться танцевать с другими мужчинами и не стесняться этого. Потом начнем знакомиться. А потом будем учиться ходить на свидания, а чтобы у тебя желание не пропадало этим заниматься – решили пока воздерживаться.

Заметив, что она снова надула губки, я добавил: