– Ты сначала мне все расскажи, – велела Дунька. – Я же ничего не знаю! Ты мне утром говорила, что в тебя кто-то стрелял и не попал, а потом Вадим приехал с раной на боку!
– Дамы, вы стрельбой не увлекайтесь, – посоветовал Белоключевский. – Стрельба ни при чем.
– Он думает, что стреляли в него, – поделилась Лиза, – а не в меня.
– Почему?
– Я не знаю.
– Он тебе не говорил?
– Говорил, что в нас стрелял профессионал, а профессионалы очень дороги и вообще на дороге не валяются, и я того не стою, чтобы из-за меня пускаться в такие сложности.
– Тебя это оскорбляет? – живо поинтересовался Белоключевский. – Тебе хотелось бы, чтобы метили непременно в тебя?
– А труп? – бухнула Дунька. – Труп в гараже откуда взялся?! С неба свалился?
И тут Дмитрий Белоключевский сказал:
– Я думаю, что его привезла Лиза. То есть ее.
– Как?! – вскрикнули они хором и опять посмотрели друг на друга. Лиза рукой в перчатке взялась за спинку переднего кресла. Белоключевскому стало ее жалко.
– Вот так. Не было на снегу никаких следов. Даже менты ничего не нашли, правильно?
– Ну да. Да! Только что это означает?!
– Что Свету привезла Лиза. Следы были только от Лизиной машины, больше никаких, а весь день и весь вечер шел снег. Она же не могла в самом деле свалиться с неба.
– Да не привозила я никакую Свету, – жалобно выговорила Лиза, – ты что? С ума сошел?! Или ты думаешь, что я ее… убила?!
– Нет. Я так не думаю. У тебя не было никаких мотивов.
– Ну, спасибо тебе большое!
– Да что вы такое говорите! Вы ее до слез довели!
– Я никого не хочу доводить до слез, – жестко сказал Белоключевский. – Я пытаюсь разобраться в ситуации и не знаю как. Я не профессиональный следователь и не оперативник. Но я знаю совершенно точно – если были следы только от одной машины, значит, они обе на этой машине и приехали.
– Ты, может быть, и не привозила, а она приехала сама! Только в твоей машине.
– Как это?
– Так это. Ты что, каждый раз, когда садишься в машину, смотришь, что там у тебя на заднем сиденье?!
– Не смотрю, но, когда я ехала домой, там никого не было!
– То есть там никто не сидел, да?
– Да. Никто.
– А если лежал? Если человек лежал, да еще накрывшись чем-нибудь темным, например, своей курткой или пальто. Ты бы его заметила?
Настала гробовая тишина, как после реплики «к нам едет ревизор». Белоключевский хмуро глянул на них в зеркало и стал смотреть на дорогу.
Метель мела, липла к стеклам. «Дворники» мерно постукивали. Дунька сильно сопела.
Лиза прикурила следующую сигарету.
– Дим, это ерунда какая-то.
– Это единственный возможный вариант. А про варианты мы все знаем. Если имеется только один, и каким бы он ни был невероятным, значит, это и есть правда. Какие еще версии имеются, кроме падения трупа с неба?
Они все молчали, оглушенные и потрясенные.
Тонкие натуры, подумал про них Белоключевский. Они только притворяются… пуленепробиваемыми. А на самом деле – сплошь стекло. Хрупкое. Ненадежное.
– Хорошо, а убийца? – спросила Дунька, еще помолчав. – Допустим, Свету привезла Лиза. А убийцу кто привез? Или он тоже в это время у нее на заднем сиденье отдыхал?
– Не было никакого убийцы, – сказал Белоключевский. – По крайней мере в нашем гараже.
– А… где же он был?
– Не знаю. Но в гараже его точно не было.
Ничего не было.
Ничего и нигде не было!
Чертова сука все спрятала так, что отыскать ничего нельзя.
Он перерыл весь дом и так ничего и не нашел. Поначалу он еще осторожничал и пытался скрывать следы – клал на место вещички, складывал шарфы и кофты, а потом стал рыться как попало, как роются в кино, когда что-то ищут, выворачивая на пол ящики, копаясь в бумагах и раскидывая все, что попадалось под руку.
Потом он сел на пол и завыл. Он должен найти!
Если он не найдет, ему конец!
О, как хорошо он это понимает – его убьют, зарежут как свинью, и все из-за того, что эта сука, его жена, все спрятала так, что невозможно найти.
Ничего, ничего, он разыщет. Он же знает – это где-то в доме, а раз так, он непременно найдет, не может не найти!
Он попил воды на кухне, вытер мгновенно вспотевший лоб и вновь принялся за работу, и опять впустую.
На улице начались сумерки – ранние декабрьские сумерки, не сулившие ему ничего хорошего. Время у него было ограничено, а он до сих пор все в том же положении, что и был утром.
Бок саднило, в глазах плыло, и ему было очень жалко себя, так жалко, что время от времени он поскуливал, как побитый пес, которому некуда приткнуться со своей болью и унижением.
Ну ничего. Это в последний раз.
Сейчас он еще поищет и непременно найдет, и в следующий раз уже не попадется так постыдно, так позорно!
Все дело в том, что он очень доверчив. Он доверчив, как ребенок, и знает об этом, и все они – сволочи, подонки! – этим пользуются. Пользуются им беззастенчиво и нагло.
Господи, если бы только был жив отец! Ну, почему, почему он умер, оставил его одного! Отец бы все понял, пожалел и спас его, а теперь он вынужден спасаться сам и понятия не имеет как.