Рывок, и платье отлетает к ногам, а Янис зависает над моим животом. Смотрит бесконечный миг, потом наклоняется и медленно, словно поглаживая, трогает его губами.
Стягивает мои трусы — дурацкие розовые! — и смотрит на них такими глазами, что меня начинает потряхивать от невыносимого возбуждения.
Кидает их куда-то за спину и снова смотрит на мой живот. Проводит по нему пальцем, по ровной линии старого шрама и меня окатывает льдом — он понял! Понял, что это за шрам.
Я дергаюсь, собираясь удрать, но меня сверху прижимает тяжелое тело. Голое, жаркое и возбужденное. Вкусно пахнущее и тяжелое, такое как надо…
— Чш-ш, ты чего задергалась… — шепот на ушко и снова поцелуи по скуле и подбородку. — Мир… Хочу тебя. Откройся для меня, девочка.
Не дожидаясь согласия, коленом раздвигает мои ноги и устраивается между бедер. Властно, хозяйски, словно это все его собственность, и мне это ужасно нравится…
Прикусывает сосок, катает его во рту, заставляя меня выгибаться дугой от этой грубоватой ласки.
— Нравится? — жерла зрачков в глазах напротив занимают, кажется, уже всю радужку. Не глаза — озеро похоти…
Смотрит на меня этой бездной и мучительно медленно входит в мое тело. Замирает на миг, резко толкается вперед, и я ахаю от этой остроты сладкой переполненности.
— Нравится, девочка? — шепчет хрипло и снова толкается бедрами. Ещё глубже, туда, где предел, где почти невыносимо, но ещё слаще. Миг, и начинает движение.
Опять плавно и медленно. Дразняще, доводя до исступления от нетерпения. Шепча мне какие-то комплименты и пошлости, целуя и покусывая губы.
Я постанываю от удовольствия. Хватаю его плечи, чтобы меня не унесло жаркими волнами, от которых мое тело вот-вот расплавится.
— Янис…, - не знаю, что хочу сказать или попросить. Подтягиваю к себе колени, раскрываясь для него еще шире. Хватаю воздух пересохшим горлом и тихо скулю, когда его темп становится оглушающим.
Ещё, ещё, выше и ближе к звездам… Моя голова запрокидывается, и я кричу, когда тело скручивает невыносимо сладкой судорогой, а яркая вспышка заставляет исчезнуть весь остальной мир.
Он жадно и жгуче смотрит, пока я корчусь и пытаюсь выжить, ловя остатки безумного наслаждения.
— Мир-р, девочка, так сладко кончаешь… — шепчет, едва сдерживаясь. — Не могу больше… Ты же на таблетках?
— Я… Да, я начала…
Больше сказать не успеваю — хриплый выдох в мои губы. Резкие, до самой глубины движения, оглушительные шлепки кожи о кожу, и я снова взлетаю, чувствуя, как он с глухим стоном изливается в меня.
— Янис, — пробормотала я через вечность, когда воздух парной, наконец, стал жарче, чем кровь внутри меня. — Я поговорить хотела.
— М-м, Мир, ты красивая, — пробормотал он, кажется засыпая. Мы, обнявшись лежали на узкой полке и почему-то нам совсем не было тесно. — Еще ты обалденно кончаешь.
Положил ладонь мне за грудь. Потискал, покрутил в пальцах сосок, заставив меня с шумом втянуть воздух:
— И сиськи у тебя тоже обалденные. Думаю, мы интересно проведем эти пять лет.
Глава 45
На завтрак мы с олигархом опоздали — когда пришли в столовую, Эльза Натановна уже устроилась во главе стола. Рядом скособочившись сидел Данька и грустно гонял по тарелке серую, отвратительную даже с виду бурду.
Увидев, что мы заходим, рыжий с грохотом отпихнул стул и полетел нам на встречу. Раскинул ручки-веточки и попытался обнять сразу обоих.
— Даниил, вернись на место, — на ледяном голосе Эльзы можно было поскользнуться. — Что за манера вскакивать из-за стола?
— Привет, Дань. Что у нас на завтрак? А то я умираю от голода, — поинтересовался Славинов. Подхватил сына на руки и пошел к столу. От восторга рыжий оплел его руками и ногами и чуть не на шею полез.
— Сечка какая-то, — пожаловался страдающим голосом. — Я думаю, ей кабанов кормят.
— Почему кабанов? — в голосе Славинова мелькнул смех.
— Сечка — секач — кабан — свинья, — выстроил логическую цепочку рыжий мудрец. — Это еда для свиней.
Не в силах удержаться, я захихикала. Тут же схлопотала презрительный взгляд от Эльзы и спряталась за спину Славинова.
Сгрузив сына обратно за стол, олигарх галантно отодвинул стул для меня. Устроился рядом и скептически уставился на содержимое своей тарелки.
После того, как еду поставили и передо мной, Эльза махнула рукой, и горничная неслышно исчезла. Теперь в столовой осталась только «семья».
— Янис, нельзя позволять мальчику так себя вести, — заявила Эдьза, изящно промокая рот салфеткой. В отличии от остальных она со своей порцией сечки уже управилась и теперь неодобрительно взирала на Даньку, красиво размазавшего кашу по тарелке. — Я решила, что поживу у вас — лично займусь воспитанием Даниила. Иначе время будет упущено, и уже никакая муштра не привьет ему хороших манер.
Не отвечая на реплику матери, Славинов повернулся ко мне и кивнув на тарелку с кашей, спросил:
— Ты когда-нибудь ела такое?
— Конечно. Нам в детском доме сечку давали минимум три раза в неделю, — я тоже повернула к нему лицо и замерла, затянутая в воронку его взгляда. Снова холодного и равнодушного. Совсем не такого, как недавно.