Олигархический транзит

— На выход, говорю! — ещё более грозно крикнул Андрей и захлопнул дверь.

— Пашку зовёшь? — спросил Александр Васильевич, зевнув. — А ваш литовский воевода… Как бишь его? Герман Ругинис? Он с вами выпивает или больше втихаря?..

— Боцман вообще не пьет.

— Ну да! Тёмная лошадка?

— Нет. Прынцыпи-ал-но.

Андрей произнес это слово с нарочитым акцентом, словно подражая боцману. Александр Васильевич и Миша прыснули.

— А Сипенко? — продолжал расспрашивать Сикорский.

— Егорыч — он экономный, — лаконично пояснил Андрей.

— Понятно. Иван Стаканыч — полбанки на ночь… Что ж, в его возрасте не разгуляешься.

В ожидании Жабина присели к столу.

— А вы где… живёте? — спросил Миша Сикорского, слегка запнувшись.

Тот оценил суть вопроса и заминку.

— Сами мы не здешние!.. Я механик. Когда вас на палубе водичкой поливает, когда у штурманов на мостике поджилки трясутся, я сижу себе в тёплом машинном чреве и в ус не дую…

— Если надо, парку поддашь, веничком потрюхаешь, — вставил Андрей.

— Вот-вот! Ничего не вижу, ничего не слышу. Твою мореходку кончал, между прочим, — повернулся он к Мише. — Ох, давно это было! Года три назад. А то и все четыре… Кстати, насчет чрева, ребята. Однажды мы стояли в ремонте. Машина разобрана, цилиндры распакованы. А тут к нам приводят взвод зелёных погранцов — тренировать, значит, как нужно досмотр вести, где и что искать. Командир ихний нам говорит: сейчас мы спрячем в цилиндре одного человечка, вроде как лазутчика, вы его временно закройте крышкой, а мои ребята будут искать. Ну, залезает парень в цилиндр, мы его аккуратненько накрываем. Запускают взвод — те ничего, конечно, не находят. Начальник устраивает им разнос: ах вы, салажата, не догадались в цилиндр заглянуть, а там как раз лазутчик сидит!..

— Бленах.., — добавил Андрей, внимательно склонив к рассказчику ухо.

— Бленах... Но самое смешное дальше. Вышли мы из ремонта, идём в рейс. Машина под парами, через полчаса назначен отход. Приходит досмотровая комиссия, из тех самых ребят. Уже учёные, значит. И говорят «деду»: а ну-ка, кто там у вас спрятан в цилиндрах? Отвинтить крышки! «Дед» им: вы что, друзья, опупели, машина запущена, кто же в работающем двигателе на поршне усидит?!

— Где-то я слышал это раньше, — флегматично заметил Андрей. — У нас на северах.

— Ты слышал, а со мной такое было, — не растерялся Александр Васильевич.

Ввалился носатый Жабин:

— Чего разорались? У меня башка трещит, я только заснул…

— Иди сюда, поправим.

— Вы чего тут… С этим? — Он бесцеремонно уставился на Бугаева.

— Да. Он со мной будет жить, — сказал Андрей.

— Ну, Андрюха, теперь держись.

— Вы что, ребята? — вступился за новичка Сикорский. — Михаил свой парень. Года через три, может, штурманить сюда придёт, а там и до мастера недалеко. Давайте-ка за успехи студента! И всем нам того же, конечно… — Он поднял свой стакан и отпил глоток.

Миша скосил глаз на матросов и вслед за ними отважно выпил до дна.

— А чего это старпом утром на боцмана окрысился? — решился спросить он. Ему не столько хотелось выяснить тайну ссоры, сколько поскорей стать в этой компании своим, усвоить общий тон, принять их приоритеты. К тому же, за обедом узнав Ругиниса поближе, он теперь так всё себе и представлял: что боцман отстаивал какую-то правду, а старпом на него наезжал.

— Ха! «Окрысился». Это ты угадал, — одобрил Андрей.

— Потому что крысятник, — пробурчал Жабин. — Видал по телевизору опыты? Крысу сажают в клетку, а после бьют током. Или химией травят. Вот и мы здесь такие крысы…

— Кончай, ребята, — Александр Васильевич почему-то поёжился. — Кто там кого травит… Все под богом ходим. Нет, знаете, что мне больше всего понравилось? Как они обнимались. Подкладывала малолетку под мужиков, а потом по головке гладила!

— Вы про что? — спросил Миша.

— Вчера в новостях показывали. Мать продавала свою дочь. Вообразите у нас такой сюжет при Советах, а? Да чтобы по телику на всю страну!..

— Это хорошо, что правду говорят. — Миша почувствовал, что захмелел, ему стало легче в незнакомой компании, напряжение ушло. — Чем больше будут говорить, тем скорее мы станем нормальными… Ну, цивилизованными. Как на Западе.

— Понятно, — сказал Сикорский. — Только я не уверен, что такая гласность людям на пользу. Дурные примеры заразительны, особенно когда дело касается дурных денег…

— Вы что же, хотите вернуть, как было? — задиристо вскинулся Миша.

— А ты что, помнишь, как было? — с иронией спросил Андрей.

Только тут Мише пришло в голову, что этот чудаковатый коротышка, наверное, старше, чем показался на первый взгляд, — старше и Жабина, и Александра Васильевича: что ему где-то под сорок.

— Я-то не помню, конечно, но есть универсальные ценности, которые не обсуждаются…

— Например?

— Например, свобода. Или демократия…

— Ох, если б знать, что это такое! — выдохнул Сикорский, не ждавший от вихрастого практиканта такой горячности. Он уже корил себя, что неосторожно набрёл на скользкую тему.

— Ты за границей-то бывал? — в лоб спросил Бугаева Жабин.

— Нет ещё, в первый раз иду. — Миша смутился.