Олимп

Манмут, конечно, загрузил длинный протокол в банк активной памяти, но был слишком занят, наблюдая, как «Смуглая леди» спускается под воду и сживается с чудесным окружением. Его любимая лодка стала как новенькая и даже лучше. Механики с Фобоса великолепно потрудились над ней. Любая система, четко работавшая на Европе вплоть до прошлого года и разрушительного падения на Марс, действовала и теперь, даже еще слаженнее, в ласковых волнах планеты Земля.

– В этой программе хорошо одно: то, что наша миссия теоретически выполнима, – сообщил иониец. – У нас на борту есть нужные инструменты, включая газовый резак на десять тысяч градусов и сфокусированные генераторы силовых полей. На многих этапах я буду твоими руками, а ты – моими глазами, воспринимающими видимый спектр. Придется попотеть над каждой боеголовкой в отдельности. Однако в теории мы с ними справимся.

– Это хорошая новость, – вставил Манмут.

– А теперь плохая. Если работать непрерывно, без обеда и перекуров, то на одну черную дыру – заметь, не боеголовку, а на каждую дырку в предкритическом состоянии, – уйдет около девяти часов.

– Если помножить на семьсот шестьдесят восемь… – Капитан подлодки запнулся.

– …получится шесть тысяч девятьсот двенадцать часов, – закончил Орфу. – Учитывая, что мы на Земле, где время соответствует стандартному времени моравеков, это составит двести сорок семь с половиной суток при условии, что все пойдет как по маслу, то есть согласно плану.

– Ну… – Манмут задумался. – Давай займемся этим позже, когда найдем затонувшую посудину и подберемся к торпедам.

– Как все-таки странно иметь прямой доступ к сонару, – произнес гигантский краб. – Это не то что лучше слышать. Такое ощущение, будто бы кожа вдруг…

– А вот и он, – перебил ионийца товарищ, – остов погибшего судна. Я вижу.

Разумеется, ощущение перспективы и визуального горизонта и, следовательно, расстояний на крупной Земле сильно отличалось от Марса, к которому маленький моравек почти успел привыкнуть, и тем более от крохотной Европы, где он провел все остальные годы своего существования. Однако сигналы сонара, глубинного радара, приборов обнаружения и собственные глаза уверяли Манмута, что корма затонувшей пятидесятипятиметровой субмарины лежит на илистом дне прямо по курсу в пяти сотнях метров.

– О Боже, – прошептал капитан. – Ты это видишь… с помощью сонара или радара?

– Да.

Посудина лежала на брюхе книзу носом, но тот исчезал за силовым полем, которое ограждало сухую полоску, прорезавшую океан от европейского побережья к Северной Америке. Манмут восхищенно уставился на сияющую стену Бреши. Здесь, на глубине более семидесяти метров, где дно должно быть чернее самых темных чернил, вода переливалась яркими солнечными бликами, пятна плясали и на замшелом корпусе затонувшей субмарины.

– Я вижу,чтоее убило, – проговорил маленький европеец. – Твои радар и сонар засекли развороченный участок на месте машинного отделения? Сразу же за торпедным отсеком?

– Да.

– Видишь, листы корпусной стали изогнуты внутрь? По-моему, там взорвалась глубинная бомба (а может, торпеда или снаряд), пробила основание паруса и согнула его вперед.

– Какого паруса? – спросил Орфу. – Ты имеешь в виду треугольный клочок ткани, что был на фелюге, в которой мы плыли по Долине Маринера?