Олимп

– Я отказалась! – возвысила охрипший голос Энона. – И он скончался. Мой единственный любимый, любовник и муж, ушёл из жизни. Умер в ужасных мучениях, осыпая весь мир проклятиями. Мы со служанками хотели сами сжечь труп – дать моему бедному, обречённому Судьбой супругу достойное погребение. Но деревья стары и тверды, их так тяжело рубить, а мы всего лишь слабые женщины… Простое дело, но я не справилась даже с ним. Увидев, как жалко мы почтили останки благородного Париса, Феб Аполлон вторично смилостивился над павшим врагом, квитировал обгорелое тело назади выбросил на поле боя из Медленного Времени, будто бы сын Приама сгорел в сражении. Я так жалею, что не исцелила его! Обо всём жалею…

Тут она развернулась в сторону балкона; хотя вряд ли успела разглядеть что-либо из-за пламени, дымной пелены и рези в глазах.

– Одно хорошо: этой сучке Елене уже не увидеть его живым! Глухой ропот воинов Трои перерос в оглушительный рёв. Дюжина городских стражников запоздало кинулась к Эноне, чтобы увести её для дальнейшего допроса.

Женщина шагнула в пылающий сруб.

Сначала вспыхнули волосы, потом платье. Невероятно, немыслимо, однако вдова продолжала взбираться по ступеням из брёвен, даже когда её кожа занялась, почернела и сморщилась, как обуглившийся пергамент. И только в последний миг Энона содрогнулась и упала. Вопли несчастной несколько долгих, томительных минут разносились над площадью и притихшей толпой.

Обретя наконец дар речи, троянцы первым делом потребовали от аргивян выдать им Филоктета.

Разъярённый, смешавшийся Менелай бросил взгляд наверх, царская охрана окружила на балконе всех и каждого. Дорогу к Елене преграждала стена из круглых троянских щитов и частокол из копий.

Спрыгнув с нижней ступени, Атрид ринулся наперерез через густевшее пространство у самого сруба. Жара ударила в лицо не хуже могучего кулака, и воин почувствовал, как обгорают брови. Спустя минуту он обнажил клинок и примкнул к товарищам. Аякс, Диомед, Одиссей, Тевкр и другие окружили старого лучника плотным кольцом, держа наготове оружие.

Несметные толпы троянцев подняли щиты, затрясли пиками, стали напирать на две дюжины обречённых греков со всех сторон.

Внезапно голос Гектора загрохотал так, что все окаменели:

– Стойте! Я запрещаю! Лепет Эноны – если это вообще была Энона, ибо лично я не узнал каргу, – ничего не значит. Она сумасшедшая! Мой брат погиб в роковой схватке с Аполлоном.

Судя по виду разгневанных троянцев, речь их не убедила. Вокруг по-прежнему кровожадно щетинились острия мечей и пик. Менелай огляделся. В то время как Одиссей хмурил брови, а Филоктет прятался за спины обречённых товарищей, Большой Аякс довольно щерился, словно предвкушая близкую сечу, которая оборвёт его жизнь.

Прошествовав мимо сруба, Приамид встал между кучкой обречённых ахейцев и троянскими копьями. Он был без оружия и даже без доспехов, однако вдруг всем стало понятно: перед ними самый опасный противник.

– Эти люди – наши союзники, гости, приглашённые на погребение моего брата! – воскликнул Гектор. – Вы не причините им вреда. Любой, кто ослушается приказа, падёт от моей руки. Клянусь костями покойного Париса!

Из-за платформы, поднимая щит, выступил Ахиллес. Вот он-то был и в лучших доспехах, и при оружии. Сын Пелея более не шелохнулся, даже не произнёс ни слова, но каждый на площади ощутил его присутствие.

Троянцы посмотрели на своего вождя, перевели взгляды на быстроногого мужеубийцу, в последний раз обернулись на жаркий костёр, пожравший тело женщины, – и отступили. Увидев смятение на смуглых лицах горожан, Атрид почувствовал, как воинственный дух покидает озлобленную толпу.

Одиссей смекнул, что пора уводить аргивян от греха подальше, и тронулся в сторону Скейских ворот. Менелай и прочие опустили мечи, однако не спешили прятать их в ножны. Троянцы неохотно расступались, будто море, покорное приказу бури, но всё ещё жаждущее трупов. За городской стеной стояли новые и новые шеренги недавних врагов. Филоктет шагал в середине тесного круга.

– Клянусь богами… – зашептал он. – Даю вам слово…

– Заткнись, мать твою! – прорычал могучий Диомед. – Ещё раз откроешь рот, пока мы не вернулись к черным судам, и я тебя сам прикончу.

Но вот позади остались ахейские караулы, защитные рвы и силовые поля моравеков. Как ни странно, на берегу царило возбуждение, хотя сюда ещё не могли докатиться слухи о беде, чуть но не разразившейся в Илионе. Менелай оторвался от своих и устремился вперёд – разузнать, в чём дело. Мимо промчался копьеносец, отчаянно дуя в раковину моллюска.

– Царь вернулся! – кричал на бегу мужчина. – Предводитель вернулся!

«Это не Агамемнон, – мелькнуло в голове Атрида. – Его ещё мессяц ждать, а то и два».

И тут же увидел брата, застывшего на косу огромнейшего из тридцати чёрных как смоль кораблей, которые составляли весь его маленький флот. Золотые доспехи царя сверкали на солнце, гребцы проворно вели длинное, тонкое судно через прибой на встречу гальке.

Менелай вошёл прямо в волны, пока вода не покрыла бронзовые наголенники.,