Олимп

Войниксы напали чуть позже полуночи.

После ужина, который она помогала готовить и подавать на столы для множества колонистов, Ада направилась на самую тяжёлую работу – рыть заградительные канавы. Изис, Пеаен, Лоэс и Петир – те, кто знал о будущем ребёнке, – убеждали хозяйку Ардис-холла не оставаться снаружи, на снегу и холодном ветру, но молодая женщина не поддалась на уговоры. Это была затея Хармана и Даэмана – выкопать огненные рвы в сотне футов от частокола, с внутренней стороны, наполнить их бесценным ламповым маслом и поджечь, если твари преодолеют наружные заграждения. И как же сейчас не хватало Аде поддержки этих неистощимых выдумщиков!

Ослабев от усталости, она всё никак не могла воткнуть отточенную лопату в заиндевелую землю и потому тайком утирала слезы досады, дожидаясь, пока Эмма или Греоджи взломают отвердевшую грязь, чтобы самой поднять и откинуть ледяные комья подальше. Хорошо хотя бы, что все трудились в потёмках и почти не смотрели по сторонам. Застань её кто-нибудь плачущей, женщина от стыда разревелась бы в голос. Когда из приёмной особняка, где шли работы по укреплению первого этажа, появился Петир и вновь попросил хозяйку Ардиса по крайней мере вернуться в дом, Ада, не кривя душой, ответила, что предпочитает остаться среди сотен других. Физический труд и близость такого множества людей, по её словам, поднимали дух и отвлекали от гложущих мыслей о Хармане. И это была чистая правда.

Около десяти часов вечера рвы кое-как докопали – пять футов в поперечнике, меньше двух в глубину – и застелили целлофановыми пакетами, которые на прошлой неделе доставили из Чома. В передней выстроились наготове канистры с дорогим ламповым маслом – «керосином», как называл его Харман.

– А что будет потом, когда мы за две-три минуты истратим годовой запас топлива? – спросила Анна.

– Останемся в темноте, – пояснила Ада. – Зато живыми.

Положа руку на сердце, в последнее не очень-то верилось. Ведь если войниксам удастся прорваться за внешний периметр, вряд ли невысокая стена пламени (а нужно ещё успеть поджечь) остановит и отпугнёт серых тварей. И хотя Даэман и Харман лично помогали составлять план укрепления дверных проёмов особняка, продумывали размеры тяжёлых внутренних ставен для окон первого и второго этажей (работа над ними продолжалась уже три дня и, по словам Петира, близилась к завершению), хозяйка Ардиса и в эту последнюю меру не слишком верила.

Когда канавы дорыли и у частокола удвоили стражу, когда назначили ответственных за наполнение рвов и поджигание горючего, когда раздали все новые винтовки и пистолеты (оружие досталось каждому шестому колонисту: огромное достижение по сравнению с жалкой парой стволов, как было прежде) и Греоджи кружил по воздуху на соньере, осматривая окрестности, только тогда будущая мать вошла в особняк и предложила Петиру свою помощь.

Тяжёлые ставни, выструганные из крепкого дерева и прилаженные к старинным дубовым рамам Ардис-холла, задвигались на железные засовы, недавно выкованные в мастерской Ханны. Всё это смотрелось настолько уродливо, что Ада лишь молча кивнула в знак одобрения – и отвернулась, чтобы скрыть навернувшиеся слезы.

Она не забыла, как прекрасен и радушен был её дом ещё год назад. На протяжении почти двух тысяч лет люди чудесно жили и развлекались в этих стенах. Не минуло и двенадцати месяцев с тех пор, как здесь, среди уюта и утончённой роскоши, отмечали девяносто девятый день рождения Хармана. Огромный стол под сенью дубов и раскидистого вяза, гирлянды огней подмигивают в тёмных кронах, летающие сервиторы подают изысканные яства со всех концов мира, послушные войниксы подвозят по усеянной гравием дороге одноместные крытые экипажи и дрожки, из которых выходят гости в самых изящных одеждах, щеголяя восхитительными причёсками… Хозяйка особняка огляделась. В переполненном коридоре толпились десятки людей в самых грубых туниках; лампы шипели и сердито потрескивали в полумраке; в каминах пылали дрова, но не ради уюта, а чтобы хоть как-то согреть измождённых женщин и мужчин, храпящих вокруг очага на постелях (которые раскатывали прямо на голом полу), положив под голову арбалет или винтовку; повсюду темнели грязные отпечатки обуви, а теперь ещё и тяжёлые ставни топорной работы заняли место любимых штор покойной матери. «Неужели мы до этого докатились?»

Да, докатились.

Нынче в Ардисе и в окрестностях проживали четыреста человек. Ада уже не могла бы назвать его своим домом. Скорей уж домом для каждого, кто пожелал бы здесь поселиться и, если понадобится, сражаться за эту землю.