Макс, покончив наконец со столь неприятной для него процедурой, взял висевшее рядом полотенце и начал вытираться.
— Аленка, где ты! Давай иди сюда, негодница, бросила все на меня, — раздался недовольный голос бабушки.
— Ой, я сейчас, — девушка, поставив кувшин на землю, быстро скрылась в дверях дома.
Еще раз сполоснув лицо и руки от хозяйственного мыла, оставившего на коже свой непонятный специфический запах, Макс огляделся. За домом располагался большой трудолюбиво возделанный огород с аккуратными рядами грядок. На самом конце виднелись заросли малины; живым забором, указывающим границы участка, тянулись кусты смородины. Совсем рядом находилась небольшая грядка виктории. Макс, подошел к ней и, старательно раздвигая листья, пытался найти хоть одну, самую последнюю ягоду. Тщетно осмотрев едва ли не половину кустов, и чуть не растоптав растущие здесь рядом сладкие перцы, Макс разочарованно вздохнул и выпрямился в полный рост.
Оглядевшись еще раз, он заметил сливовое дерево, выглядывающее своими ветками с налитыми сине-фиолетовыми плодами из-за угла дома. Решив сорвать пару слив, Макс подошел к нему. За домом оказался настоящий фруктовый сад. Помимо сливовых деревьев, сверху доверху усыпанных сочными плодами, здесь росли яблони, груши, облепихи и даже несколько деревьев целебной калины. Макс протянул руку, желая сорвать несколько слив, но его прервал раздавшийся за спиной голос Алены:
— Ага, вот ты где! Давай уже пошли, бабушка рвет и мечет, тебя ждет не дождется, говорит с голоду скоро помрешь. Ты с голоду помирать не собираешься еще? — девушка схватила его за руку и быстро повела в сторону дома, бросив по пути через плечо. — Еда, кстати, тоже стынет.
— А вот и наши молодые пришли! — радостно воскликнула баба Настя, приветливо раскинув руки. — Вчера-то вас как следует не встретила, а это вот все стрекоза эта, мечется из стороны в сторону, покоя ни себе, ни людям не дает, — она с каким-то наигранным гневом взглянула на Алену. — Ну так вот давайте хоть сегодня нормально посидим.
Баба Настя гостеприимным жестом пригласила гостей за стол, усадив Макса во главе стола — под самыми образами православных святых. Сегодня бабушка была одета в нарядное пестрое платье, вышитое в традиционном русском стиле. На со вкусом сервированном столе, в центре которого располагалась небольшая ваза с желтыми тюльпанами, находились всевозможные яства.
Бабушка, видя что Макс уселся на свое место, подала быстрый, едва заметный, жест Алене. Та мигом вскочила со своего места и метнулась к печке, аккуратно доставая из нее большой чугун. Поставив его на стол и взяв в руки половник девушка пододвинула к себе ближайшую тарелку.
— Сначала мужику надо наливать, ты с голоду не озвереешь, — строго глядя исподлобья ворчливо произнесла бабушка, внимательно наблюдая за действиями внучки.
Алена поспешно взяла тарелку Максу и, возвращая ту полную наваристых ароматных щей, едко произнесла:
— Кушать подано, господин озверевший, извольте жрать, пожалуйста.
Видя, что тарелки полны и расставлены, баба Настя удовлетворенно произнесла:
— Всему вас молодых учить надо, но ничего научитесь еще, — и, обращаясь к Максу, продолжила. — Ну что, зятек, давай уже с тобой за знакомство, — сказала она, показывая рукой на откуда-то появившуюся на столе бутылку, — домашняя, на меду и травах, таких, чай, в Москве не купишь.
— Да я и не пью особо, — пытался отговориться от выпивки Макс, но бабушка, совершенно его не слушая, уже разливала спиртное по небольшим стопкам.
— Не пьешь? — с подозрением взглянула она на Макса. — Больной, чтоли? Ну ничего, у нас в деревне любая хворь мигом пройдет. Ну давай, — баба Настя подняла свою стопку и, сделав движение в сторону Макса, как бы чокаясь с ним, осушила ту одним махом.
Макс, видя что увильнуть от употребления алкоголя ему не удастся, взял свою стопку, осторожно понюхал жидкость и одним махом проглотил обжигающую настойку.
— Вот молодец, — довольно произнесла бабушка, — а то не пью, не пью. Вот помню у меня прадед, эх крепкий мужик был. Жбан самогона одним махом мог выдуть. Да и сгинул, впрочем от пьянства, пошел в лес кабана валить, да и не удержал того рогатиной. Выпил мало. Восемьдесят три годка ему было.
Баба Настя, закатив глаза к потолку, судорожно перекрестилась.
Некоторое время они ели молча. Когда тарелки уже были пусты, бабушка жестом приказав Алене убрать их со стола, вновь обратилась к Максу:
— А ты, внучок, то сам откель будешь, московский?
Тот неоднозначно пожал плечами.
— Ну ладно, коли тайна не отвечай. Сама вижу что не московский — уж больно здоровый. Кого тамошних не увидишь — одни заморыши, кругом, как будто от ихней атмосферы высохшие, аж смотреть невозможно. А ты ничего, на тебя смотреть еще можно. — сделала такой своеобразный комплимент бабушка и, склонившись к Максу поближе, тихим голосом спросила. — Любишь Аленку?