Олимпиец

Пожалуй, он прав, к японцам ещё надо привыкнуть. Они всё время глазеют на нас, будто мы явились из космоса. Чудаки–фотографы приходят в деревню, сперва снимают тебя, а потом спрашивают, кто ты такой. На стадионе из громкоговорителей несутся таки звуки, каких мы раньше не слыхали, а толпа иногда ведёт себя так тихо, будто тут не Олимпиада, а похороны.

Кое–кто из спортсменов ездит в Токио поглядеть на город, но только не я — всё кончится, тогда можно и Токио посмотреть. Я оставался в деревне, и мне она нравилась больше, чем в Риме, здесь зелено, кругом велосипеды — бери любой, а потом можешь его оставить где угодно. Правда, Сэм не советовал мне увлекаться велосипедом, это нехорошо для мышц.

Я сошёлся с Купером — в каком–то смысле наше положение было одинаковым: у обоих отнят рекорд; не будь Кейты, мы считались бы фаворитами, а так на нас никто не обращал внимания. Терри даже пошутил: «Давай, Айк, бросим монету, кому из нас серебро, кому бронза». А я ответил: «Пусть забирает себе обе, меня интересует только золото».

Честно говоря, я встревожился, когда увидел, как Кейта пробежал в предварительном забеге, лучше бы и не смотрел, а просто потом узнал его время, которое, кстати, говорило само за себя. Сэм уверял меня, что он бежал на пределе, но я чувствовал — он мог бы легко сбросить ещё три–четыре секунды.

После этого забега я уже не мог спать. Всё думал, как мне бежать в полуфинале, особенно если мы попадём в один забег.

Сэм сказал: «Беги так, как мы планировали. Я уже говорил тебе — он бегун одного темпа и ему не надо особенно напрягаться. Чтобы показать такое время. Но это также означает, что бежать быстрее он не может. Уверен, он в жизни не сталкивался с болевым барьером, и тут у тебя перед ним колоссальное преимущество. Под моим руководством ты привык к боли, научился побеждать её. Но не надо напрасно расходовать энергию. В полуфинале тебе важно выйти в финал — больше ничего. Значение имеет только финальный забег, только он оставляет след».

В день полуфинала погода была дрянь — сыро. Я сидел с Сэмом в автобусе, который вёз нас из деревни на стадион, и знал, что Кейта где–то сзади. Слава богу, по жребию мы попали в разные забеги. Сэм сказал: «Для тебя такая погода в самый раз, а он к ней не привык». Но я лично предпочёл бы солнце, этот дождь действовал на нервы.

Кейта бежал в первом полуфинале вместе с Купером. Терри шутил накануне вечером в клубе: «Ладно, посмотрим, действительно ли этот парень — человек». Я себя чувствовал скверно и молился, чтобы Терри выиграл — ведь если он обгонит Кейту, значит, смогу обогнать и я.

После стартового выстрела Кейта помчался вперёд, как ветер, но Терри не отставал. Сэм зафиксировал 52,4 на первом круге. Терри держался рядом, но Кейта не обращал внимания и бежал, будто на тренировке.

На втором круге он ускорил темп. Хотя Терри всё не отставал, но по лицу его было видно. Что у него в запасе не так много сил.

В начале третьего круга Кейта был впереди на несколько ярдов, но было ясно — Терри его уже не догонит, дай бог не отстать: расстояние между ними постепенно увеличивалось — пять ярдов, десять и почти пятнадцать при звуки колокола.

Я вскочил на ноги: «Вперёд, Терри, обгони его!» Но я знал, что всё бесполезно. Терри отстал на двадцать пять, ещё двое его обошли. Терри пришёл лишь четвёртым, но вышел в финал.

Кейта показал 3.36,4, и когда он порвал ленточку, то выглядел так, словно ему это ничего не стоило. Терри же шатало во все стороны, как пьяного, и кто–то из японских официальных лиц накинул на него одеяло.

Сэм сказал: «Видишь, как Купер расплачивается за свою ошибку… На финал у него уже нет сил. Счастье, что он вообще туда попал. Он бежал так, как того хотел Кейта. Теперь видишь, как важно не растратить энергию». Но меня это не убедило: как бы Терри ни бежал, Кейта всё равно бы доконал его.

Когда я подошёл к дорожке, Терри уже уходил в тренировочном костюме. Я сказал: «Не повезло, старина». А он скорчил гримасу и ответил: «Айк, этот парень не человек». Только этого мне не хватало перед забегом, и стартовал я плохо. На первом повороте меня затолкали, и в конце второго круга я всё ещё был позади. Впереди шёл венгр Пал, а он победил меня в Будапеште. Лишь при звуке колокола я перестал примериваться и рванул по–настоящему. На прямой я обогнал нескольких бегунов и вдруг почувствовал прилив сил.

Кто–то, наверное из нашей команды, крикнул: «Давай, Айк!» В тот момент между мной и Палом оставалось ярдов двадцать, а на прямой уже десять. Я знал, что, если захочу, догоню его. Он оглянулся в панике, мне даже стало смешно: к чему так волноваться, дурачина? В финал ты всё равно попадёшь. Я сбавил темп, вспомнив слова Сэма. Пришёл вторым, чувствовал себя хорошо, на время — 3.39,8‑можно было не обращать внимания. После финиша я даже смеялся.

«Этой ночью в Олимпийской деревне двадцатишестилетний англичанин будет так же упорно бороться за сон, как завтра на Олимпийском стадионе — за победу в беге на 1500 метров.