Олимпио, или Жизнь Виктора Гюго

Только труд и чувственные наслаждения могли отвлечь его от этих призраков. Женщины продолжали играть большую роль в его жизни. "Говорить публично составляет для меня усилие, - признавался он Бюрти. - Произнести речь мне так же утомительно, как заниматься любовью три раза подряд. - И подумав немного, добавил: - Пожалуй, даже четыре!" [Эдмон Гонкур, "Дневник"] Ему было тогда семьдесят лет. Возобновление "Рюи Блаза" в "Одеоне" вновь сблизило его с актрисами. Жюльетта присутствовала на чтении драмы, устроенном для будущих исполнителей. "Жюльетта была там, - сделал запись Гюго 2 января. - О, эти воспоминания!.." Роль королевы, которую госпожа Гюго когда-то заставила отобрать у мадемуазель Жюльетты, - эта роль перешла теперь к Саре Бернар, молодой девушке, стройной, гибкой, с огромными глазами и бархатным голосом. Вначале она вела себя невыносимо, словно непослушный ребенок, отказывалась идти на читку к Гюго, которого она презрительно называла "амнистированным коммунаром". Он укрощал и не таких строптивых, образумил и ее. Познакомившись с "Чудовищем", она безумно увлеклась им. "Он очарователен, это Чудовище, такой остроумный, такой изысканный, такой галантный, причем его галантность воспринимается как уважение и ничуть не оскорбительна. И такой добрый к простым людям и всегда веселый. Конечно, его нельзя было бы назвать идеалом элегантности, но его жесты были сдержанны, в манере говорить ощущалась мягкость, словом, в нем чувствовался бывший пэр Франции... Случалось, что он, желая отчитать актера, обращался к нему в стихах. Однажды во время репетиции я сидела на столе, болтая ногами! Он понял мое нетерпение и, поднявшись из первого ряда партера, воскликнул:

Испанской королеве не годится,

Забыв свой сан, на стол садиться!"

В день премьеры автор и актриса были самыми лучшими друзьями.

Записная книжка Виктора Гюго, 20 февраля 1872 года:

"Зал переполнен. Я увидел и поздравил Сару Бернар. Bese de boca [поцеловал ее в уста (исп.)]".

28 марта 1872 года:

"Я отправился в "Одеон". Видел Сару Бернар в ее артистической уборной, она одевалась..."

На ужине в ресторане Бребана в честь сотого спектакля Гюго был окружен прелестными дамами. Сара Бернар сказала ему: "Ну наконец поцелуйте же нас, - нас, женщин! Начните с меня..." Когда он расцеловал всех красавиц, она добавила: "И кончите мною". 2 ноября 1875 года, делая запись о ее визите к нему, Гюго заметил: "No serd el chiho hecho... Ребенка не получится". Неужели Сара Бернар, которая состояла в любовной связи с принцем де Линь и уже имела от него маленького сына, выражала такое же желание, как Мари Мерсье? Неужели ее так воспламенили стихи Гюго? "Что касается поездки в Англию, то я ее отложила, - писала она своему врачу, доктору Ламберу, в том же 1875 году. - Истинная причина состоит в том, что я боюсь, что у меня могут быть неприятности из-за Виктора Гюго. Я нездорова, очень нервничаю... возмущена глупым эгоизмом людей! Завтра испробую последнее средство. Сара".

Именно Сара Бернар в 1872 году пришла сообщить "своему любимому Чудовищу" о смерти директора "Одеона" Шарля де Шили. На похоронах Гюго увидел восьмидесятилетнего барона Тейлора, который во времена Сенакля и знакомства с Виньи был одним из его первых друзей и с которым он не встречался в течение двадцати пяти лет. "За это время он успел стать сенатором, а я изгнанником".

Среди бесчисленного множества поклонниц, актрис, писательниц, светских дам, которые предлагали ему тогда свою нежную дружбу, чьи фотографии заполняли его интимные записные книжки (заботливо наклеенные на обороте некоторых страниц и часто украшенные засушенными цветами), над всеми царила Жюдит Готье, удивительно красивая брюнетка: "Чуть розоватый цвет лица, большие глаза с длинными" ресницами, придававшие этому задумчивому и как будто дремотному существу неизъяснимую, таинственную прелесть женщины-сфинкса", - писал о ней Эдмон Гонкур. Гюго познакомился с Жюдит Готье и стал ухаживать за нею во время пребывания в Брюсселе, куда она приехала со своим мужем, Катюлем Мендесом. В 1872 году она часто встречалась с Гюго и беседовала с ним о своем отце. "Добрый Тео" страдал тогда от сильных сердечных приступов, но, как никогда, должен был усиленно работать, чтобы обеспечить свою жизнь. Гюго дружески предложил взять его с собой на Гернси, но, так как переезд был бы опасен для больного, он добился для Готье пенсии. 12 июля он написал Жюдит сонет "Ave, Dea, moriturus Ie salutat" ["Здравствуй, Богиня, идущий на смерть приветствует тебя" (лат.)]:

Есть много общего у смерти с красотою:

Вселенский мрак и свет обеим им сродни,

Они к себе влекут загадкою одною,

Одною тайною внушают страх они.

Уже приблизившись к последнему покою,

Я вами, женщины, и днесь, как искони,

Любуюсь, и пока глаза я не закрою,

Ваш взор, походка, смех мне красить будут дни.

Юдифь, кто б угадал, взглянув на наши лица,

Что наши две судьбы способны так сродниться?

У вас лучится взор сияньем неземным.

А я раскрыл свой дух надзвездному эфиру;

К потустороннему мы прикоснулись миру

Вы красотой своей, я возрастом своим