Оливье, или Сокровища тамплиеров

Оливье и Марианна наблюдали за сценой с улыбкой, но Оливье быстро помрачнел. Эта молодая женщина жила если не в нищете, то в очевидной скудости, даже если на ее характер это и не повлияло. Содержать двух детишек для нее, безусловно, обременительно, а со временем эта обуза станет еще тяжелее.

— Что вы собираетесь с ними делать? — спросил он, следя краем глаза за забавным дуэтом, который продолжали исполнять Эрве и племянник, не желающий признавать за ним семейные права.

Марианна взяла на руки Алину, которую Мари, наконец, покормила. Маленькая головка с белокурыми кудряшками прильнула к ее шее со счастливым вздохом. Молодая женщина взглянула на тамплиера с удивлением.

— Что за вопрос! Конечно, они останутся со мной! Что же мне, выбросить их на дороге и оставить в корзинке у ворот монастыря, где им, лишенных даже имени и отчества и отмеченным печатью проклятия, пришлось бы вести презренную жизнь в унижении и бедности... И, конечно, недолгую! Никогда! Я люблю их, знаете ли!

— Простите мою грубость, но сможете ли вы обременить себя...

— Их существованием? Еды для них хватит. Есть огород, виноградник, несколько баранов. Из их шерсти сделаем им одежду. А в остальном буду уповать на милость Господа, но если мать не сможет забрать их, они останутся со мной... А сейчас идите мыть руки! Скоро будет накрыт ужин.

— Только руки? С вашего разрешения, мы могли бы помыться колодезной водой во дворе. Должно быть, мы ужасно грязные, если судить по реакции юного Филиппа!

— Как вам будет угодно! Мы приготовим вам комнату.

— О нет, спасибо, мадам. Никакой комнаты! Мы ляжем в овине. Мы же тамплиеры, насколько вам известно...

— И вам нельзя ночевать под одной крышей с женщинами. Это верно... Хорошо, все будет так, как вы хотите.

Может быть, для того, чтобы показать Куртене былую роскошь, Марианна приказала накрыть ужин в главном зале, где уже не было занавесок и ковров — только коллекция щитов с гербами свидетельствовала о знатности семьи, да на каминной доске лежал большой двуручный меч. Белая скатерть покрывала стол, украшенный свежими цветами. Молодая женщина добавила к своему черному одеянию небольшой жилет из расшитого серебром бархата и белоснежную муслиновую шаль.

Она ухаживала за ними во время ужина с такой же грацией и достоинством, как если бы принадлежала к семейству Монморанси и какому-нибудь другому очень знатному роду. Им подали рагу из кролика с травами, кабаний паштет — Марианна сама ходила на охоту! — и вишни из собственного сада. Вино было бургундским, из тех запасов, что были подарены на свадьбу и которые она тщательно сохранила.

Странная вещь, в основном она разговаривала с Оливье. Эрве был очень задумчив, ел и пил молча, но глаза его очень часто останавливались на хозяйке дома — с выражением, которое Оливье не мог понять. Поскольку Куртене от природы был неразговорчив, Марианна вела беседу сама, расспрашивала его о семье и особенно о том, чем они с Эрве занимались после крушения Храма... Рассказала она немного и о себе, исключительно для того, чтобы гости узнали ее получше.

Родившись в благородной семье Дуньи, она осталась сиротой после почти одновременной смерти родителей: отец погиб во Фландрии, мать — от тоски, во время родов. Поскольку их кузенами были Монморанси, она воспитывалась вместе с Агнессой, которая стала для нее как родная сестра. Когда Агнесса вышла замуж за Готье д'Ольнэ, она стала настаивать, чтобы Марианна нашла себе жениха по соседству от нее. И больше из любви к кузине, чем по желанию, она согласилась выйти за барона де Вильнёв, не лишенного обаяния, но которого приданое интересовало ничуть не меньше, чем она сама... К несчастью, означенное приданое очень быстро испарилось, как и то, что сохранил Дамьен из собственного, довольно значительного наследства.

Бесславный конец союза, которого сама Марианна не желала, не слишком удручил ее. Об этом коротком периоде своего существования она говорила даже с некоторой иронией, что высоко оценили ее гости, ибо оба терпеть не могли хнычущих женщин. Когда она, завершив рассказ, взяла кубок с вином, чтобы отпить глоток, Эрве вдруг прервал молчание и заметил:

— Вы молоды, дама Марианна, и... вы красивы, если позволите. Вы снова выйдете замуж...

Она засмеялась откровенно и весело.

— Выйду снова замуж? Никогда! Возможно, состояния у меня не осталось, зато есть свобода. Такая удача редко выпадает женщине, и я научилась это ценить. Кроме того, раз Господу угодно было доверить мне этих детей, я сделаю все, чтобы они не страдали от случившегося с ними несчастья. Наконец... даже если допустить, что найдется такой безумный шевалье, который покусится на руку почти разоренной женщины, и если мне он понравится, я буду слишком бояться за малышей: не дай бог, он обидит их презрением или дурным обращением. Если Монморанси окончательно откажутся от детей, что очень вероятно, я усыновлю их — пусть они хотя бы унаследуют этот старый дом...

— ...который, как мне кажется, очень плохо защищен, — подхватил Эрве. — Если на вас нападут, что вы будете делать?