Оливер Кромвель

Хотя в «Покорнейшей петиции и совете» были пункты, беспокоящие Кромвеля, например, финансовое обеспечение в 1300000 фунтов стерлингов в год, в котором для его нужд недоставало 600000 фунтов (как он подсчитал), главным камнем преткновения на пути принятия Кромвелем этого документа была предложенная ему в нем корона. Несомненно, именно поэтому Кромвель провел пять недель, мучаясь над предложенной конституцией, дотянувши почти до того, что у членов парламента лопнуло терпение в ожидании его ответа. 14 и 15 апреля он не пришел на собрание парламентского комитета по предложенной конституции, сказав, что болен. Позже он стал изобретательнее и грубее в своих извинениях: 7 мая отложил еще две встречи с членами парламента, сказав, что ему нужно осмотреть доставленную лошадь. В других случаях Кромвель попытался пролить свет на решение, стоявшее перед ним. Согласно Ладлоу, во время «королевского кризиса» он обедал с Десборо и Флитвудом и принял тактику, использованную им в дискуссиях с армейскими офицерами по такому же предмету около десяти лет назад, в начале 1648 года: «он начал шутить с ними, говоря о монархии пренебрежительно, сказал, что она была лишь предметом чьей-то гордости»[277]. Но подобные этому живые моменты (даже если они имели место) являлись исключениями в течение этих педель. Более типичны комментарии, сделанные кем-то более близким в то время к протектору, чем Ладлоу. Турло в двух интервью в апреле рассказывал корреспондентам о больших затруднениях у Кромвеля и как он «оберегается ото всех, кого я знаю»[278]. В редких случаях его появления в обществе, как он сделал во время встречи с парламентской делегацией 16 апреля, он представал человеком, находящимся в большом душевном расстройстве: «Он вышел из своей комнаты (согласно газетному отчету) наполовину неодетым, с черным шарфом вокруг шеи; очевидно, измученный нерешительностью[279].

Почему Кромвель мучился над предложением о короне и почему в конце концов (8 мая) он отклонил его? Трудно поверить, учитывая его успешную показную встречу с армейскими офицерами 27 февраля, что боязнь реакции армии была основным определяющим фактором. В моменты прошлых кризисов у пего не было трудностей в подавлении недовольства армии. Возможно, главным политическим мотивом отказа от короны был расчет, подсказавший, что, будучи королем Оливером, ему станет труднее чем когда-либо преодолевать сопротивление противников религиозной реформации, таких, как Брогхил. Однако, как видно, политические решения Кромвеля редко можно полностью понять, не учитывая его веру в провидение и его попытки распознать, что оно ему указывало. В течение его общественной жизни, определенно с середины 40-х годов, Кромвелю всегда хватало советов религиозных людей в армии и вне ее по этому вопросу, например, в письме Вильяма Бредфорда от 4 марта 1657 года, содержащем ностальгические упоминания хмельных дней войны, когда указания провидения были ясны Кромвелю: «Я из тех, мой Лорд, кто до сих пор любит вас и сильно желает сделать так, как я, сопровождавший вас от Эджехилла до Данбара. Дела, которые вы имели по воле Бога в этих двух местах и между ними, мне кажется, часто будут заставлять вас отступать, быть участником этой угрожающей сдачи»[280]. Особенно чувствительным к подобным настроениям Кромвеля в то время делало то, что у него уже имелась причина из-за неудачи «западного проекта» сомневаться в том, что «он был зеницей божьего ока». Что подумает Бог, если он реставрирует монархию, которая с божьего благословения была отменена в 1649 году? Не истолкуется ли это как грех гордости, честолюбия и самопродвижения? Важно подчеркнуть, что эту мысль он выразил сразу же после того, как ему передали «Покорнейшую петицию и совет» 31 марта. «Если эти соображения (детализация власти в новой конституции) будут возложены на личность или личности, которыми недоволен Бог, это, вероятно, станет концом этой работы», — сказал он членам парламента после получения предложенной новой конституции[281]. 13 апреля он привел провиденческие причины против принятия титула короля:

«Действительно, Божье провидение преднамеренно отвело в сторону этот титул. Бог, казалось, предусмотрительно не только поразил семью, но и имя. Бог… поступил так не только с личностями и семьей, но он разрушил титул. Я не буду воздвигать то, что провидение разрушило и сравняло с землей; и я не буду снова строить Иерихон»[282].

Принятие короны помогло бы усилить поддержку режиму, но решающим аргументом против принятия для Кромвеля была возможность того, что Бог, как и те религиозные люди, включая Джона Оуэна, кто настаивал на отказе, истолкует это принятие как знак того, что Кромвель выбрал не мирской успех, а религиозную реформацию. Как и в другие периоды его карьеры, всякий раз, когда Кромвель опасался, что дело, поддерживаемое парламентом, подвергает опасности религиозное дело, его мучила нерешительность, но в конце концов он решался защищать последнее.