Оливер Лавинг

Ева. Когда-то Джед писал для своей семьи более прекрасные вселенные, но единственная вселенная, в которую он старался поверить, была создана Евой. Вера, замалчивание фактов. Их идеальный сын, увядающий, незрячий; сын, которого много лет не обследовали и на которого слишком страшно было смотреть. Подлинная история Джеда? Его молчание было тюремщиком. Он так и не сказал Еве: «Это неправильно. Ты должна отпустить Оливера. Должна разрешить Чарли жить собственной жизнью». Так и не сказал родным: «Это я заставил его прийти в тот вечер». Так никому и не сказал: «Этому мальчику Эктору нужна помощь».

Но теперь Джед заговорил. Он открыл рот, и все содержимое черного желудка наконец выплеснулось наружу. Ему требовалось только отпустить, и теперь слова шли и шли. Когда он закончил, Ева долго молчала.

– Не понимаю, – наконец выговорила она.

– Я знаю.

– Так это из-за тебя? Из-за тебя он пришел в тот вечер?

– Да.

– И Эктор…

– Да.

– Зачем ты мне это рассказываешь? Зачем, Джед? Зачем сейчас?

– Я не мог не рассказать. Больше не мог.

– Почти на десять лет опоздал.

– Ты права. Разумеется, ты права.

Ева повернулась к нему спиной, прошла в свою убогую гостиную. Они долго беззвучно стояли там, нарушая тишину лишь дыханием. Когда Джед попытался коснуться ее, она с дрожью отстранилась.

– Пожалуйста, – произнес Джед, и она покачала головой.

Джеду казалось, что его сейчас разорвет на части и его плоть расплющится о стены. Как-то ему удавалось держаться прямо.

– Джед, – наконец сказала Ева.

Она протянула руку, и Джед отпрянул, ожидая пощечины. Но Ева только ухватила его за волосы на затылке, прижала его лоб к своему. Ее дыхание заполняло его рот, его слезы текли по ее лицу.

– Мне очень, очень жаль тебя, – сказала она, крепче хватая его за затылок. – Но слишком поздно теперь все это рассказывать и ожидать прощения. Слишком поздно думать, будто все еще как-то изменится.

Джед мягко отстранился, сжал в ладонях ее руки.

– Много еще осталось того, о чем мы никогда не говорили, – сказал он.

– Например?

– Мы должны остановиться, – сказал Джед. – Должны это прекратить. Ты должна прекратить.

– Что я должна прекратить?

– Ева…

– Иди в задницу. Серьезно, Джед. Иди в задницу. Я не хочу слышать больше ни слова.

– Но ты ведь никогда не слушала меня? Ты слышишь только то, что хочешь слышать.

– Легко тебе говорить.

– Мне никогда не легко говорить.

– Уходи. Просто уходи. Большего ты не заслуживаешь.

– А чего заслуживает Оливер?

– Уходи. – Ева указала на дверь.

– Выслушай меня, – сказал Джед.

– Не могу, – ответила она. – И не буду.

– Выслушай меня, – повторил Джед, и его рука опустилась на угол телевизора.

В течение трех десятилетий Джед изыскивал способы не издавать ни звука. Он всегда осторожно ступал по половицам, кивал за ужином, а затем удалялся в отцовскую тишину в домике переселенцев. Но сейчас он схватил телевизор и швырнул его об стену. Джед теперь был другим, и Ева с разинутым ртом смотрела на человека, в которого он превратился. А может, не превратился. Просто наконец проявился.

– Хорошо, – сказала она. – Я тебя слушаю.

И в шесть утра, сидя в Евиной кухне, они все еще разговаривали, когда раздался телефонный звонок.

Глава тридцать пятая

Мидленд. Ребекка успокаивала себя мыслью о малоэтажных бетонных отелях, которые видела с автострады. Сейчас она поедет обратно, переночует в безликом контейнере «Хилтона», а наутро улетит. Она резко нажала на педаль газа.

Однако, словно желая что-то доказать, прежде чем отпустить ее, навигатор арендованной машины провел Ребекку мимо мексиканского домика, который всегда будет стоять в черном центре всех ее воспоминаний. Его оштукатуренные стены теперь совсем облезли, двор был завален мусором. Все тот же старый «кадиллак» на пеноблоках под ветхим синим чехлом, ржавый трехколесный велосипед. Ребекка сказала себе, что быстро проедет мимо, но ее «фиеста» замедлила ход и остановилась. Во дворе все еще слабо копошились ее воспоминания, бродя между домом и сараем. Знакомая сутуловатость мистера Авалона, его немного вывернутые колени, обезьяньи взмахи рук, череда детей. Сколько их было? Он так и не ответил Эктору на этот вопрос. «Нет», – сказала Ребекка в окно машины. Воспоминание исчезло, оставив после себя поле мертвой травы в глубоких сумерках.