Оливер Лавинг

– Привет. – Тебе даже удалось произнести это вслух.

– Я тебя искала.

– Искала?

– Думала, ты подойдешь поздороваться, но ты раз – и исчез.

Ты мог бы провести все выходные, анализируя интонации и скрытые смыслы этой фразы, превращая их в стихи.

– «Легла корона грузом на чело».

– Что-что?

– Моя обязанность как президента клуба астрономов.

Ты слишком яростно тряхнул лоток, и из соломинок в стаканчиках брызнула кола.

– Да ты что? Почему я не знала, что ты президент?

– Ну да, – сказал ты. – Главнокомандующий всеми звездами на небосклоне.

– Сегодня звезд не видно. Видимо, фонари светят слишком ярко?

– А ты хочешь? В смысле – посмотреть на звезды?

Ребекка оглянулась на ревевшие трибуны, словно что-то требовало ее присутствия там.

– А с твоей работой что?

– Все равно никто не хочет покупать мои орешки, – сокрушенно ответил ты.

И повел ее мимо гомона латиноамериканских ребят – те сейчас с одобрительными возгласами наблюдали, как гремящий музыкой пикап выводит кренделя на дороге, – на тихую парковку, где стоял ваш помятый семейный «хёндэ» по прозвищу Голиаф. По случаю матча родители разрешили тебе взять его, и, помахивая отцовским ключом на цепочке с брелоком в виде бычьего черепа, ты чувствовал себя по-настоящему взрослым и мужественным. Открыв багажник, ты обменял лоток на высокотехнологичное устройство, принадлежавшее семье Лавинг, – тысячедолларовый телескоп «Селестрон» в черном чемоданчике.

– Боже. Вы, ребята, всерьез подходите к делу.

– Именно.

Постаравшись напустить на себя вид знатока, ты двинулся в черную плоскость пустыни, где над вами снова замерцали звезды. Пять минут спустя, после тщательной настройки «Селестрона», в видоискателе появились продолговатые очертания Сатурна, похожего на сплюснутый мяч.

– Смотри.

– Это Сатурн? Черт побери. Видно кольца. Ну, что-то вроде. Он как будто придавленный по бокам.

– Свет, что ты сейчас видишь, возник полтора часа назад. – Пытаясь походить на взрослого мужчину, ты невольно подражал учительскому голосу отца. – Потребовалось полтора часа, чтобы он долетел сюда. А свет тех дальних звезд? Миллионы лет. Ты в буквальном смысле сейчас смотришь в прошлое.

– Знаешь, – сказала Ребекка, – я правда собиралась прийти еще на собрания вашего клуба. Просто в расписании запуталась. Но я очень рада, что посмотрела на метеоры. Удивительное зрелище.

– Конечно, – сказал ты. – Конечно, приходи еще.

– Так мило, что твой папа меня пригласил и все такое. Он замечательный.

Ты пожал плечами.

– Знаешь, иногда я думаю, что где-то есть инопланетянин, – сказал ты, перефразируя сонет, который назвал «Свет далеких звезд». – Какой-нибудь инопланетянин с очень, очень хорошим телескопом. Таким хорошим, что он может прекрасно разглядеть всю поверхность Земли. Может, он сейчас смотрит на наше Средневековье – рыцарей, замки и войны в Европе, могольонских индейцев и бизонов у нас. Эта мысль как-то успокаивает, правда? Наша история как будто бы еще где-то длится. Как будто то время еще не закончилось. И все, что происходит в данный момент, сейчас, не будет ему видно еще тысячу лет. А может, десять миллионов лет. Но он будет там сидеть, пытаясь нас понять.

Издалека стадион казался сияющим шаром. Раздался воинственный клич: «ягуары» снова прорвали оборону противника.

– «Смотри, – скажет этот инопланетянин, – команда Блисса снова забила гол».

И вот тогда это случилось – в то время как все ученики и преподаватели школы, которой не станет через несколько месяцев, – и жертвы, и выжившие – взвыли, приветствуя волшебный момент. И хоть ты не мог знать, что ждет тебя в будущем, но даже тогда чувствовал, что достиг некой кульминации, – словно дерзость твоей руки под потоком Персеид и все усилия на утренних встречах с Ребеккой внесли сюда свой вклад. Словно этот вечер, бесплодная торговля орешками, дилетантские астрономические штудии и живопись Па, твоя проблемная кожа, твое одиночество – все эти печальные переменные как-то сложились в величайший дар, в упоение (слишком поэтическое слово? другие не подходили), какое мог познать только такой нелюдимый мальчик, как ты, когда его взгляд встретился со взглядом его возлюбленной на множество долгих немигающих секунд. Не могло быть никаких сомнений в том, что случится дальше. Кто потянулся первым? Зубы столкнулись, словно неловко открывалась тугая дверь, а затем вы оказались в каком-то ином месте.

Невообразимая влажность; странно знакомая полость чужого рта; животный вкус, словно твой собственный вкус усилился вдвое; впервые почуянный тобой подлинный, глубинный запах Ребекки, словно под ее кожей потушили несколько спичек. Почему она вдруг решила поцеловать тебя? В этот раз у тебя хватило ума не задаваться вопросами. Поцелуй завершился, и вы оба неловко повернулись к стадиону и зашли в ворота, все еще держась за руки.

– Что же, – сказала Ребекка.

– Что же.

– Я…

– Ты что? – спросил ты, но Ребекка не ответила.

Игра была окончена, болельщики высыпали из дверей.

Под этим все возраставшим напором Ребекка отняла у тебя руку.

– Мне надо… – сказала она, но не объяснила, что надо, а просто направилась к туалетам.